Паганини. Уход

А смерти не боюсь: я засыпал,
и не было ни боли и ни страха, –
как будто календарь перелистал
передо мною кто-то быстрым махом.

И  музыку я слышал до конца –
влияние  опийного наркоза.
Да видно не хотелось той – курносой,
меня так сразу к жизни возвращать:

понравилась та музыка. И  кряду
пришлось её мне трижды повторять,
хоть раньше не бисировал ни разу.
И вовсе не затем, что скуп иль скряга,

а просто потому, что то  была бы
другая пьеса, хоть из тех же нот.
Так Ницца – поцелована мистралем,
как женщина лежит  очередная,

доступная, но вовсе не моя.
А Генуя – она  совсем другая.
Мне песен генуэзских не хватает
и на ветру на улочках белья.

Да что теперь. Жизнь – череда потерь,
когда так быстро катится  к закату.
А смерть...что смерть? – Последняя утрата
всего, что составляло жизнь когда-то.

Финал и – занавес, – вот что такое смерть.
Страшит лишь неизвестность перехода.
Что там за крики? – А быть может, – кода...
Толпа входную обступила дверь.

Звучат, как волчья квинта, голоса
и громко, как в концерте Берлиоза.
Ахилло... Так беспомощна рука,
и крови цвет – красней дамасской розы*.

             ***

Он уходил. Волною о причал
дробился звук – назойливый и мощный –
и, раскачавшись, медью зазвучал,
как звон колоколов над Santa Croce.

Он повернул.  И быстро шел на звук,
зажав в горсти – ни много и ни мало –
тень от креста на скрипке del Jesu.
А свет слепил, и тремоло дрожало...

* Последняя запись Паганини: "Красные розы... Красные розы... Они темно-красные и кажутся дамаском... 18, понедельник".