О вечном
Долго я обдумывал, что могу сказать в защиту Ольги Флярковской, на которую обрушился шквал оскорблений и лжи в финале Турнира поэтов. Пришла мысль: там, где нет духа, поэзии нет. И на другой день читаю у любимого мною поэта Алексея Ивантера: ...стихи это ДУХ.
И слова эти, словно подтверждение свыше, всё расставили по своим местам. И заступиться за Ольгу, а вернее, за то направление нашей словесности, в русле которого пытается она себя реализовать, я попробую через поэтические произведения, дошедшие сквозь века и заслужившие подлинную народную любовь.
Начну с царя Давида. Псалом 50 услышан был мною впервые в переложении и исполнении иеромонаха Романа. Сила древнего покаяния потрясла так, словно и моя душа омылась слезами и стала чище. У Алексея Ивантера есть стихотворение «Вода Святая», в котором автор, произнося:
Прости меня, отец Василий,
что разумею, но дышу.
У всех полёгших за Россию
себе прощения прошу, –
делает себя и многих из нас сопричастными тем великим и трагическим годам. И, может быть, без всеобщего покаяния невозможно подлинное возрождение нашей страны? Глубокое сопереживание своему народу великий поэт Ду Фу, живший в трагическую для Китая эпоху, выразил в одном из своих стихотворений:
Всю жизнь
Я был свободен от налогов,
Меня не слали
В воинский поход,
И если так горька
Моя дорога,
То как же бедствовал
Простой народ?
И не эти ли чувства древнекитайского поэта через тысячелетие сделали понятными и близкими нам его произведения? И не подобные ли конфуцианскому пониманию человечности слова звучат в «Гамлете»: «Он человеком был»? И не за любовь ли к своему народу, и не только к своему, Александр Пушкин и Михаил Лермонтов по праву стали великими? Когда ещё школьником я прочитал блоковское «Девушка пела в церковном хоре...», ощутил его высокую трагичность – и только через много лет узнал, что посвящено оно русским морякам, погибшим в Цусимском сражении.
...И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, – плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
И однажды, когда перечитывал Сергея Есенина, мне вдруг стало понятно, как неразрывно связано написанное поэтом в годы Гражданской войны с судьбами нашего крестьянства. Особенно хочется выделить стихотворение «Песнь о хлебе»:
...И свистят по всей стране, как осень,
Шарлатан, убийца и злодей...
Оттого что режет серп колосья,
Как под горло режут лебедей.
А Великая Отечественная породила уникальное, по словам В. Кожинова, явление – советские песни той поры. Песни – заслоны. Песни, которые согревали в окопах, лечили раненых, прибавляли сил тем, кто трудился в тылу. Простые песни о любви, которых не было у нацистской Германии. И рядом с ними – преисполненная духом «Священная война». И после десятилетий отрицания и забвения симоновское «А. Суркову»:
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
И в те же годы великое «На ранних поездах» Бориса Пастернака:
...Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал России
Неповторимые черты.
Превозмогая обожанье,
Я наблюдал, боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря...
И позднее – у Николая Рубцова вызывающее озноб стихотворение «Тихая моя родина»:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
А в завершение вспомню стихотворение о любви Михаила Анищенко «Я воду ношу»:
А дальше – вот в том-то и смертная мука! –
Увижу ли, как ты одна в январе
Стоишь над рекой, как любовь и разлука,
Забыв, что вода замерзает в ведре…
Но это ещё не теперь, и дорога
Протоптана мною в снегу и во мгле…
И смотрит Господь удивлённо и строго,
И знает, зачем я живу на Земле, –
стихотворение поднимающее нас к вершинам той любви, выше которой нет.
Эти мотивы, эта неразрывная связь со своей землёй и людьми, философское осмысление нашей истории и нашего пути присутствуют и в поэзии Ольги Флярковской, идущей вслед за своими великими учителями.
Свидетельство о публикации №120123105080