ПОРА, МОЙ ДРУГ, ПОРА...

                Действующие лица

Пушкин, поэт, историограф Двора Его Императорского Величества, камер-юнкер.
Натали, его жена, урождённая Гончарова.
Катрин
                > её сёстры.
Александрин
Жуковский, поэт, наставник Наследника Его Императорского Величества.
Вяземский, поэт, князь
Лермонтов, поэт, гусар.
Дмитриев, поэт.
Тургенев, литератор.
Осипова Прасковья Александровна, соседка Пушкина по Михайловскому.
Екатерина Андреевна Карамзина, вдова историка.
Александр
Вольдемар    } её дети.
Софи
Геккерн, барон, посланник нидерландского короля.
Дантес Жорж, его приёмный сын, кавалергард.
Идалия Полетика, дальняя родственница Натали
Долгоруков, князь
Графиня Нессельроде, жена канцлера.
Великий князь Михаил Павлович, брат Царя.
Данзас, инженер-полковник.
Старая дама.
Молодая дама
Никита, слуга Пушкина.
Служанка Полетики.
Жандарм (он же – шпик)
1-ый мужик.
2-ой мужик.
Ямщик.
Портрет императора Николая I.               
          Призраки:
Пётр Великий (двойник Николая I)               
Пугачёв (двойник 1-го мужика)
Годунов (двойник Жуковского)
Сальери (двойник Вяземского)
Онегин (двойник Дантеса)
Генерал с супругой, шляпник, кондитер, публика, официанты, слуги.
Портрет императора присутствует во всех сценах, кроме происходящих в кабинете Пушкина. В сцене Тригорского монастыря располагается по центру иконостаса. Исполняется актёром, держащим перед собой золочённую раму размером в полный рост.
     Шпик присутствует (на сцене, авансцене или в зрительном зале) во всех эпизодах с участием Пушкина.               

                Действие первое

                СЦЕНА I

                Строгоновский дворец. Зала, примыкающая к танцевальной.
                Слышна музыка. Публика прибывает и убывает. Появляется
                Графиня Нессельроде К ней подходит Геккерн.

          Графиня Нессельроде
Барон Геккерн!
                Геккерн
                Покорный ваш слуга…
          Графиня Нессельроде
Что у масонов?
                Геккерн
                Спорим над уставом.
          Графиня Нессельроде
Жаль! Некому «Цимлянского» бокалом
Болтливого угомонить врага…
                Геккерн
Как понимать вас?
          Графиня Нессельроде
                Глупости… Шарада!
                Геккерн
Цикуты экзотической цветы
Нужны ли, впрочем?.. Нет вернее яда,
Чем яд великосветской клеветы.
          Графиня Нессельроде
Устройте мне!
                Геккерн
                По первому же знаку.
Довольно будет имя получить.
          Графиня Нессельроде
                (с иронией)
России гордость!
                Геккерн
                Грязного писаку,
Эпиграммиста нужно проучить?..
Я угадал?
          Графиня Нессельроде
                Сатирой в римском роде
Почтенного Уварова поддел.
                Геккерн
Вас не щадит – графиню Нессельроде,
Жену министра иностранных дел!
         (Целует графине ручку)
          Графиня Нессельроде
Дерзит Царю!
                Геккерн
                В Европе просвещённой,
Где вольнодумство выжжено огнём,
Там за шутов писатель и учёный.

              Появляется шпик.

          Графиня Нессельроде
Он где-то близко…
                Геккерн
                Поскорей уйдём!

    Удаляются. Входят Пушкин и Катрин.   

                Пушкин
А здесь покойно, тихо!
                Катрин
                В кабинете
Ужели не объелись тишиной?
Прилично и попрыгать на паркете
За вашей легконогою женой.
Бал за стеной гремит! А мне морока
Скучать при вас.
                Пушкин
                Не злобствуйте, Катрин…
                Катрин
Вы – деспот, Пушкин!
                Пушкин
                Труженик, и – только!
Безделье на меня наводит сплин.

                Входит Вяземский. Появляется Великий князь
                в сопровождении дам.
 
                Вяземский
          (подходя к Пушкину)
Анахорет! Забился в тёмный угол.
Причём с девицею… Бонжур, Катрин!
                Пушкин
Танцор первейший самый и – один?
     (Толкает Вяземского локтем.)
Теперь же пригласи, вот будешь другом!

                Входят поэт Дмитриев и генерал с супругой.

                Вяземский
Постойте! Дмитриев?.. И к нам… ей-ей!
                Дмитриев
Физиономии завидев ваши,
Я был обрадован, как Моисей.
Узревший Ханаан…

      Дмитриев издалека кланяется Великому князю.

                Поклон нижайший!
          (Снова Вяземскому.)
Вы нас пером почтили, говорят?
                Вяземский
Дерзнул на ваше жизнеописанье.
                Дмитриев
А жизнь к концу… С гор Моавитских взгляд
На вас, друзья, на край обетованья.
                Пушкин
Метафора печальна, видит Бог,
Но в том и века прошлого величье,
Что к славе привели российский слог
Пустыней безглаголья, безъязычья.
                Дмитриев
Польстили старику…
                Вяземский
                Вопросов тьма,
Без коих труд мой не продвинуть дальше.
                Дмитриев
Заглядывайте. Что припомню – ваше.
Но подле вас…
(Кидает взгляд на Пушкина.)
                поэзия сама!
                Вяземский
Бесспорно – вы!
                Дмитриев
                А не читают – внуки.
Забыт, забыт… Увы, забыт вполне.
Очки у вас? По счастью – близоруки.
(Кидает взгляд на Пушкина.)
А то писали бы не обо мне…

 Дмитриев откланивается и уходит. Появляется
     Натали в шумном окружении.

                Вяземский
                (Пушкину)
А ты поглядывай через плечо.
                Пушкин
Подглядывать – уволь меня. К лицу ли?
Покуда молода, пускай танцует.
Хрычовкой наскучается ещё…
А мы с тобой давно ли приутихли?
                Вяземский
Повеса редкий!
                Пушкин
                Едкий острослов!
                Вяземский
Горазды были подпускать шутихи
На фейерверке праздничных балов.

                Великий князь оставляет дам и переходит к генералу
                с супругой. Дамы пересекают залу.

               Молодая дама
            (лорнируя Натали)
Как в свете – так при свите!
                Старая дама
             (лорнируя Натали)
                При эскорте!
Тьфу срам – одна среди офицерья!
               Молодая дама
    (раскланиваясь с Пушкиным)
А что супруга ваша? Ах, позвольте…
В строю гусар не вдруг узнала я.

 Император, выйдя из портретной рамы, приглашает
 Натали и уводит её танцевать. Дамы покидают залу.

                Катрин
Опять пошла… танцует, и – стыдно!
Муж в трауре, от горя сам не свой…
                Пушкин
                (Вяземскому)
Не пригласишь Катрин – по гроб обида.
                Катрин
Все кружатся, а мне тут с вами стой…
Зятёк, сестру, однако ж, приструните!
                Пушкин
Заладили. А разве я – один?
Я тоже – «при эскорте и при свите».
Везде и всюду некий господин
За мной плетётся…
                (Вяземскому.)
                Хочешь убедится?
                Вяземский
Теперь же.
                Пушкин
                И проказил выше сил,
И чин не камергерский – с ноготь птица?
Ан, личную охрану заслужил.
Там, за колонною… Стихарь поповский   
Или шинель жандармская на нём?
Уж вот кто верен мне – всегда вдвоём,
Куда там Вяземский или Жуковский!
Смешно сказать, но я к нему привык.
Его собаки драть так я их палкой.
Болезный человечек, тощий, жалкий:
И кашель его бьёт и нервный тик…
Вишь, дёргается?.. То-то клоунада!
Но ты не смейся, брат, над естеством.
Поговорить хотел бы?.. Подзовём!
Гляди, как знаешь… Подозвать?
                Вяземский   
                Не надо!

                Уводит Катрин танцевать. Возвращаются Натали и Император,
                тут же занимающий своё место в раме портрета. К Натали
                подходит Александр Карамзин.

                Александр
Я ангажировал…
                Натали
                Да-да, я помню.

           Входит Геккерн.

                Александр
Так полонез за мной?
                Натали
           (замечая Геккерна)
                Оставьте… Да!


                Пушкин
             (замечая Геккерна)
Принёс-таки нечистый эту сводню…
      (Направляется к Натали)
Великий князь!? Не проскачу – беда!
   (Отворачивается к официанту.)
               Великий князь
Моро-женствуешь? Каламбуры есть?

          Пушкин закашливается.

Ты не простынь!
                Пушкин
                Ввожу казну в убыток.
               Великий князь
Туга мошна. Царя, брат, не объесть.
Да помогу тебе…
                (Угощается.)
                Кислит напиток.
Ты в прадеда, в арапа кучеряв?
                Пушкин
И славно, что в потомках предки живы.
А вы вот не в родню…
               Великий князь
                Изрядно прав!
Романовы-то смолоду плешивы.
И Государь,
                (указывает на Императора, приглаживающего лысину)
                и старший – Константин
При батюшке припудривали темя,
Как требовал устав придворный. Время
Высоких париков…

                Геккерн, подойдя к Натали, склоняется к её ручке.

                Пушкин
                И низких спин!
               Великий князь
И пудра – ничего. Однако ж плохо,
Что на морозе волос леденел….
Всё этикет фуфыристый! Эпоха
Высоких париков…

                Геккерн что-то говорит Натали, она смеётся.

                Пушкин
                И низких дел!
               Великий князь
Дай доскажу?... Хватились за лекарства –
А волосы-то выщелканы уж!
Тут батюшку и удавили…
                (крестится)
Царство…

         Геккерн уводит Натали.

                Пушкин
Высоких париков и низких душ?
Повыстудила кудри ваших братцев
Сенатская метель…
               Великий князь
                И невский лёд!
С тобою – пустяки нам разобраться.
А ведь дурак-историк переврёт?
                Пушкин
И шут с ним, пусть его!... Годочков за сто
И троны вылущатся без числа.
Похерено старинное дворянство.
Аристократия новейшая гнила.
               Великий князь
И мне, вот, Пушкин, негде примениться.
                Пушкин
Достойный сожаления пример.
Ваше Высочество революционер?
               Великий князь
Аттестовал, однако ж – якобинцем!
                Пушкин
Романовым в охотку мятежи.
               Великий князь
Не бухни Государю гнусность эту.

                Шпик подскакивает к портрету Императора, что-то шепчет
                ему на ухо, и тот грозит Пушкину кулаком.

Да, кстати, каламбуров новых нету?
Мои поистрепались – одолжи!

                Великий князь уводит Пушкина. Возвращаются
                Геккерн и Натали.

                Геккерн
Очарование, любой ваш взгляд любим,
Повелевают залой ваши руки…
Винюсь, залюбовался, как в мазурке
Порхали вы на пару с Трубецким.
И это я, старик. А молодёжь,
Каким она встречает вас восторгом!
Вам не столкнуть бы Запада с Востоком,
Как некогда Елене?.. Бедный Жорж…
                Натали
Но где он, сын ваш?
                Геккерн
                Ищете напрасно.
                Натали
Ужели балами наскучил он?
                Геккерн
Не спрашивайте… болен…
                Натали
                Не опасно?
                Геккерн
Куда ещё опасней… Он – влюблён!
                Натали
Влюблён?.. Недолго же пробудет грустным.
Была б любая девушка смешна,
Пренебрегая столь великим чувством…
                Геккерн
Нелепость в том, что замужем она,
Что Государь ей жертвует вниманьем,
Что нет прелестнее в России всей,
Что под её волшебным обаяньем
И Двор, и свет… Что не до Жоржа ей!
                Натали
Она – жена другого? Невезенье.
Жаль, не судьба соединиться им.
Но разве мало Жоржу убежденья,
Что он замечен ею и…
                Геккерн
                Любим?
Ни мало, нет! Но ангельские стати…
Жорж, он сгорит в немыслимом огне,
Когда не будет счастлив…
                Натали
                Перестаньте!
                Геккерн
О Натали!..  Верните сына мне!
Уедите в Париж. И новой жизнью
Там заживёте – яркой, молодой,
Оставив вашу бедную отчизну,
Европу изумляя красотой.
Не возражайте! Вы добросердечны,
Вам жалок муж… Но этот ли удел
Я в глазках ваших чудных разглядел?
Так поспешите. Годы быстротечны.
Любите, милый друг. Пора любви
Мелькнёт, как ваше северное лето.
И холод, холод… Майского привета
Уже от жизни не дождётесь вы…
         
        Уводит Натали. Занавес.

                СЦЕНА II

                Кабинет Пушкина. Пушкин распаковывает, просматривает
     и раскладывает по полкам книги.

                Пушкин
Растёт библиотека и теснится!
Вот – кладбище!.. Промозглостью сырой
Шибает в нос, чуть фолиант открой:
Как склеп могильный, всякая страница.
Иной, в застёжках медных саркофаг
Уже давно пустует, и истлело
Героя, павшего на поле брани, тело,
И в кости влипший истлевает флаг.
Но, как паломник, путь держащий в Мекку,
Смиренно убеждён, что с ним Аллах,
И я порой мечтал в людских сердцах
Услышать отзвук горестному веку…
Наивный вздор! Среди гробниц ума
И пирамид египетских рассудка
Отыщет ли разборчивая скука   
Моих творений ветреных тома?
Похвалит рифмы, разбранит интригу,
А там – на боковую и всхрапе,
Рукой неосторожной сбросив книгу
                Под кукольные ножки канапе?..
(С книгою укладывается на диване.)

                Из-за шкафов появляется Пётр Великий.

                Пётр
Ай, лежебока… Недосуг пиите
Живописать баталии мои.
Воспел Полтаву, так! Ну, а бои
Потешные? России ли забыть их?
Азов и Нарва! С огнестрельных пор
Славнее не видали мы викторий!
Где Тацит, обессмертит нас который?
                Пушкин
    (не поворачиваясь к Петру)
Торопит с долгом властный кредитор.
                Пётр
 (заглядывая поэту через плечо)
Забава… Вирши!
                Пушкин
                Августейший голос
Некстати отрезвил меня от сна.
                Пётр
Историю пиши! Вступаешь в возраст,
Подвигнувший к сему Карамзина!
Пора со стихотворством распроститься.
Уединяясь в келейной тишине,
Сверши смиренный подвиг летописца.
                Пушкин
  (откладывая книгу и вставая)
Великих славословить не по мне.
                Пётр
Бунтарь!.. Хоть допиши «Арапа»?
                Пушкин
                В праве
Несчастное расстроить сватовство.
Роман затем и бросил, чтоб оставить
Холостяком героя моего…
                Пётр
Тревожит рок тебя, любезный внучек?
Зане мужайся! Дело стоит мук
И всех укусов муравьиной кучи!

                Входят Натали и кондитер с коробкой. Пётр тут же
                скрывается за шкафами.

                Пушкин
            (вдогонку Петру)
Прощай! Как видишь, снова недосуг.
                Натали
Ты не один?
                Пушкин
                Привет, моя красотка!
      (Показывает на книги.)
Явились из Парижа, то-то рад.
                Натали
Тебе с кондитером препроводила тётка
Гусаров сахарных, одетых в шоколад.
                Пушкин
Забаловала. Знает, что сластёна.
                (Забрав коробку, заглядывает в неё.)
И тульского имбирного коня.

                Пушкин жестом отпускает кондитера.
                Кондитер уходит.

Жена, жена! Вот так бы ты меня
Любила и жалела безусловно…
(Ест сам и предлагает Натали.)
Не постничай! Тоща, что вербный прут.
Мать четверых ребят, а тонковата.
Пора бы стать тетёхой в три обхвата?
У прочих жёны – завидки берут!
А ты всё девочкою на балах порхаешь
Да холостых морочишь кобелей.

                Натали, отвернувшись, опускается в кресло.

Жена, жена! Хоть мужа пожалей,
Когда к повесам жалости не знаешь.
Уже гуляют сплетни за спиной,
Уже молвой осмеяны бесстыжей,
И клевета уже  в глаза нам брызжет
Завистливою бешеной слюной.
Я знаю твоё сердце. Ты чиста.
Но предаёшь без цели, без желанья
Себя, меня – толпе на растерзанье…
В поживу им – талант и красота!
Оставь кокетство отставным старухам,
Дурнушкам с бородавкой на губе,
Что за рекламу благодарны слухам.
В чём им спасенье – не к лицу тебе.
Ты – первая красавица! И в свете
Оттягивать тебе ли женихов?
Представь – со мной судился б Шереметев
За кистенёвских наших мужиков!
                (Хохочет, однако, заметив склонённую  голову Натали, умолкает.)
Ты плачешь?.. Завело меня далече.
Ну, ладно, будет… Жёнка, не реви!
Я не здоров. Опять приливы желчи.
И рифмы скачут, бесятся в крови.
И намарал бы, верно, стих урочный –
Перо затеряно, бумаги нет…
(Подойдя, обнимает Натали за плечи.)
Вывозим повесть! «Капитанской дочкой»
А ну как соблазним чиновный свет?
Жуковский будет, Виельгорский… Мало?
А Вяземский?.. Пойдёт гореть сыр-бор!
Первейших самых женихов разбор!
                Натали
                (высвободившись из объятий мужа и вставая)
Я не поеду. Повесть я читала.
                Пушкин
Чуток подремлешь? Только не зевать,
Как папский нунций в театральной ложе!
                Натали
Идалия меня звала.
                Пушкин
                Негоже –
Одну жену без мужа в гости звать.
Ступай к своей Цирцее непорочной,
Прелестной… как очковая змея!

                Натали целует мужа и уходит.
                Пушкин берёт со стола рукопись, листает.

Вчуже назвал я «Капитанской дочкой»,
А дочка-то, а дочка-то – моя!         
 
             Уходит. Занавес.               

                СЦЕНА III

                Спальня Идалии Полетики.
                Входят Идалия и её служанка.

                Идалия
Негодница, подушки выше взбей!
                Служанка
То вам – постель, то экипаж доставить.
                Идалия
Нахалка, помолчи!.. Цветы? – отставить.
Подслушивать не вздумай у дверей!

                Служанка выносит вазу с цветами и, возвратившись,
                принимается взбивать подушки.

Как не бокал, другой – так затоскуют?
Шампанское подай! А, впрочем… нет!
                Служанка
Початую бутылку?
                Идалия
                Никакую!
И убери, пожалуй, лишний свет.

    Служанка задувает свечи, уходит.

До низости какой меня довёл
Любовник мой, мой ветреный приятель?
      (Одёргивая полог алькова.)
Обвалится – так на себя пеняйте!
Фи! Ни за что! Скорей на голый пол,
Чем снова я под этот полог лягу.
 (Присаживается на кровать.)
Красавчик Жорж, каков мерзавец ты!
А может всё-таки внести цветы?
Нет, обойдутся. Для другой – ни шагу.

              Вбегает Дантес.

                Дантес
Не опоздал?
                Идалия
                Ещё бы – так спешить!
  (Обнимает Дантеса за плечи.)
Что, мне уйти?
                Дантес
                Да, да! И – поскорее!
        (Щёлкает пальцами.)
Шампанское!

            Влетает служанка.

                Бутылку остудить!
А где цветы? Чтобы цветов – аллея!

          Служанка удаляется.

Муж… не увяжется?
                Идалия
                Батальною картиной
И я бы развлеклась, но Пушкин зван,
И вечером у Вяземских в гостиной
Прочесть изволит новый свой роман.

      Служанка вносит вазу с цветами, плюхает её возле кровати.
                Достаёт из кармана фартука полупустую бутылку, ставит на столик.
                Уходит.

Прости, мой милый! Одеваться нужно.
Я – к Вяземским. Увы, но мы должны
Знать всё и обо всём: о прозе мужа,
И стоит ли её – роман жены?

              Идалия уходит. Дантес прохаживается. Заслышав шаги, становится
                за портьеру и достаёт пистолет. Входит Натали.

                Натали
Здесь тоже нет её… Однако, странно?
Ида-лия!.. Да и не видно слуг.
Дурачится?
                (Громко.)
                Искать тебя не ста-ну!
И то – переведу с дороги дух.
                (Присаживаясь и замечая разобранную постель.)
Наверное, больна? Затем и звала.
Сочувствия искала. Боже мой!
Но где она, что с нею?.. Два бокала.
А ведь супруг в отъезде, под Москвой.
Ну, да! Один, конечно, для микстуры?
(Поочерёдно берёт бокалы и нюхает.)
Хотя… хотя не пахнет ни один.
                Дантес
Ещё не видывал подобной дуры!
                Натали
Ида-лия!
                Дантес
               Смелее же, кретин!
(С шумом падает на колено и, приставив
пистолет к виску, зажмуривается.)
                Натали
     (в испуге отбежав к двери)
Теперь я знаю, знаю! За портьерой
Ты спряталась… Плутовка, выходи!
             (Приближается.)
Ну, что за игры?.. У меня в груди
Дыхание зашлось от шутки скверной.
Идалия, довольно! Я вполне
Напугана, разыграна тобою.
Упрямица! Тогда придётся мне…

   Отдёргивает портьеру. Немая сцена.
                У дверей появляется служанка. Подслушивает.

Жорж, это вы?!

                Немая сцена.

                Дантес
                Клянусь своей любовью,
Что, если не отдашься, застрелюсь!

                Немая сцена.

                Натали
Стреляйтесь же!

                Немая сцена.

                Так что же?

   Немая сцена. Дантес бросает пистолет.

                Вы – невежа!
                Дантес
       (кидается к ногам Натали)
Да, дорога мне жизнь, но – как надежда
К твоим губам прижать мой рыжий ус!
Отдам карьеру, имя, честь мундира
За восковую бледность этих щёк…
Да что там говорить – пуста квартира!

               Обхватывает ноги Натали, которая тут же отпускает ему пощёчину.
                Служанка фыркает, зарываясь лицом в передник.

Ну, мушка шпанская!

                Дантес, вскочив, пытается повалить Натали на кровать.
                Вбегает служанка.

                Служанка
                Шампанского ещё?

  Натали удаляется, обмахиваясь веером.

                Дантес
     (поднимая с пола пистолет)
Я буду мстить жестоко, беспощадно!
Так пренебречь огнём в моей груди?
    (Наливает вино и выпивает.)
Определённо ей припомнить надо…

Служанка берёт вазу с цветами и направляется к выходу.
  Дантес щёлкает пальцами. Служанка останавливается.

Поставь на место…

    Служанка ставит цветы возле кровати.

                Ближе подойди!

                Служанка подходит. Дантес подхватывает её и кружит.
                Занавес.

                СЦЕНА IV

        Покои в доме посланника. Геккерн раскладывает пасьянс.
              Появляется Дантес с полотенечным компрессом.

                Геккерн
Что наши страсти? Пузырятся содой,
Искрятся легкомысленным вином?
Надёжней горячит разврат холодный,
Игривым поощряемый умом.
Начального глотка утратив прелесть,
Естественности пресная вода
Не обжигает нёбо нам. Приелась.
И только прохлаждает иногда.
                Дантес
А я воде утрами даже рад.
С похмелья нестерпимая изжога.
Как с ротмистром вчера на брудершафт
Глушили ром… Вдруг – барабан! Тревога!
Так из окна – попрыгали в кусты!..
На гауптвахте он, а мне наряды.
Иссохнут без меня мои наяды.
                Геккерн
Царице, кажется, по вкусу ты?
Поплачься! И она приказ отменит,
На караул потребовав…
                Дантес
                В постель?
Нет, передышка – чур! Устал, как мерин.
Казармы и без этого – бордель.
Чуть кто, чуть что – везде кавалергарды:
Бал, фейерверк или… в отъезде муж.
Уж лучше отгрохаю наряды.
                Геккерн
А посети – подбросит новый куш.
                Дантес
Ещё?.. Итак с тобою породнила.
Куда ж ещё, май названный папа?
                Геккерн
Благоволит. Щедра и неглупа…
Изрядная у фаворитов сила.
                Дантес
Игру придумала…
                Геккерн
                А как же – без затей?
                Дантес
Потребовала…
                Геккерн
                Нежно, без нажима?
                Дантес
…из Пушкиной от света сделать ширму
Для августейшей похоти своей.
Вот и тверди теперь про благосклонность,
Вот и мечтай про баснословный куш…

                Геккерн встаёт из-за карт и подходит к Дантесу.

К жеманнице разыгрывай влюблённость
В надежде, что прокусит ляжку муж.
Уж этот мне арап, надутый спесью,
С кобылою повенчанный ярмом!
                Геккерн
                (хватая Дантеса за ухо и выворачивая)
Не наглостью бери, милок, а лестью,
Чтобы не кончить, чем и был – дерьмом.
И роль тебе просватана на редкость.
Красавица – первейшая из всех!
Не совратил, и то уже успех,
По всем гостиным шумная известность.
При всей неловкости, топорности твоей,
Что и в обличье английского лорда
Её не отвратил ты от урода
Туземных с азиатчиной кровей.
При всё при том, что ангельски глупа,
При всём при том, что все мужья постылы.
    (Отпускает ухо Дантеса.)
                Дантес
Я волочился нехотя, вполсилы…
                Геккерн
Врёшь! Раскаталась наперво губа!
Твоя мне памятна в ту пору откровенность.
                Дантес
         (нарочито хохочет)
Опять заметил на колоде крап?
Была твоя мне любопытна ревность.
Известно, сколь ты ненавидишь баб!
Хотя, возможно – скоро и смеяться
Почтеннейшая публика начнёт:
Мальчишеским ухаживаньям год,
А всех объятий, что во время танца.
Быть может, у неё какой дефект?
Среди мадам бывают недотроги:
Со святостью в глазах бормочут – нет
Лишь потому, что волосаты ноги.
                Геккерн
Хоть и волчонок, а щенячий нрав.
Визжать, схватив за брючину, не дело…
Шекспира вспомни!
                Дантес
                Смугленький Отелло
Супругу задушил, приревновав?
                Геккерн
Вот именно! Как сунут под замок,
Из Шлиссельбурга рифмачу не выйти.
                Дантес
А как же я?
                Геккерн
                А ты, как совратитель,
Покрасоваться бы на славу мог.
                Дантес
Но… отказала…
                Геккерн
                Сердцеед каков!
                Дантес
Я припадал к её руке губами…
                Геккерн
А надо было платье рвать зубами
И насмерть целовать – до синяков!
     (Спохватившись, елейно.)
Но что об этом… Ты, дружочек, бездарь!
Придётся без тебя свернуть роман.
  (Берёт со стола лист бумаги.)
Столкнём поэтишку с шекспировскою бездной,
Платочек яговский вложу ему в карман.
Но сами мы не станем пачкать руки.
Опасно и безнравственно притом.
  (Возвращает бумагу на стол)
Мной приглашён мой милый Долгоруков
Великий склочник!  Живо подобьём…

                Входит слуга Не успевает он доложить, как вбегает Долгоруков,
                и Геккерн отпускает слугу.

                Долгоруков
                (притянув Геккерна и Дантеса к себе и что-то сообщив)
Как адюльтер!?
                Геккерн
                Слыхали посвежей…
                Долгоруков
Вот интересно! Поскорей узнать бы!
                Геккерн
От Пушкиной…
                Долгоруков
                Не может быть!?
                Геккерн
                Ей-ей!
 (Крестится на портрет Императора.)
…вернулся утром Жорж с кошачьей свадьбы.
                Долгоруков
В историйку историограф влип!
Решительный успех! Моё почтенье!
     (Расцеловывает Дантеса.)
Подробностей пикантных… не могли б?
                Дантес
                (взглядом спросив одобрение Геккерна)
Я верховое перенёс учение
Из конного манежа в будуар,
Что предоставила Полетика Идалия
                Долгоруков
Сладки ли губы?
                Дантес
                Н-неземной нектар!
                Долгоруков
А бёдра?
                Дантес
               Изумительны!
                Долгоруков
                (в забытьи)
                А – талия?

         Дантес закашливается.

                Геккерн
(похлопывая Дантеса по спине)
Чертёнок! В азиатчине, в глуши
Сыскал Диану с райскими ногами.
                Долгоруков
И Пушкин поздравлений заслужил.
                Геккерн
А Пушкина поздравить с чем?
                Долгоруков
                С рогами!
                Геккерн
Нужна бумага?.. Вот, садись, пиши!
                Дантес
Но дамы честь?
                Долгоруков
                Прелестней нету приза!
Ты взял его, ты – червь её души!
        (Пародируя Пушкина.)
Перо?.. Я чую вдохновенья близость!
                Геккерн
                (обмакнув перо, вкладывает его в руку Долгорукову и диктует)
«Пусть сей диплом, да будет посвященьем
В наш достославный Орден Рогоносцев.
Великого Капитула решеньем
Отныне Пушкин Александр зовётся
Его историографом почётным
И заместителем великого магистра
Нарышкина…»
                Долгоруков
                (дописывает)
                Шарман!.. А кто ещё там?
                Геккерн
                (подобострастно в сторону портрета Императора)
При государе – рогачей за триста!

                Император самодовольно покручивает усы.

                Долгоруков
  (встаёт и пугливо оглядывается)
Перепишу, пожалуй, раз пяток
И нынче разошлю в двойных конвертах.
                Геккерн
Я предложить бы адресаты мог…
                (Сопровождает ретирующегося к выходу Долгорукова)
                Дантес
Раздуют! Разнесут, как пламя ветром!

      Возвращается Геккерн.

                Геккерн
Ну, дело сделано! Убрался, весь дрожа,
В плену единственного вожделенья.
Для подлости рождённая душа,
И омерзителен – на загляденье!
                Дантес
Пора, однако, на дежурство в полк.
Что экипаж?
                Геккерн
                (принимая полотенце и перекидывая его через руку)
                Всегда к твоим услугам!         

   Дантес с хохотом собирается и уходит.
                Геккерн снова усаживается за пасьянс.

И в бестолочах есть немалый толк,
Когда запрячь не парами, а цугом…
А ловко я Нарышкина приплёл,
Супруга государевой подстилки?
И Натали Царю сгодилась, мол…
Нет, не бывать причастью без просвирки.
Свихнётся Пушкин – точно говорю!
Он – африканец, он ревнивей горца!
И на Царе уж, верно, обожжётся?
Для сильных сети – ревновать к Царю!

                Занавес.


                Действие второе

                СЦЕНА V

                Кабинет Пушкина. Входит Пушкин. В руках у него письмо.

                Пушкин               
За три-то дня которое по счёту?
Опять с рогами шутовской диплом:
«Избран историографом почётным…»
Нелепица, однако ж – поделом!
Будь от Царя и слуг его подальше,
Не то и впрямь рогатым встанешь в хлев.
Монаршья ласка смертушки не слаще,
А милость царская тяжелее, чем гнев.
(Пробегает пасквиль глазами.)
Клевещите!.. Жена моя невинна.
И в сердце, в сердце ангельски простом
Открыта вся. Но утешенья в том,
Однако, нет… Не льстит, что в сердце видно.
Могу сказать – она увлечена,
Что подле ног её красавец модный
Щебечет о любви пошлейшей одой,
Острится шутовски… Моя вина!
Балы привязчивее, чем щекотка.
Нет бы, развить у жёнки ум и вкус?
Милы ей: барабанная походка
И ледяная свежесть подбородка,
И наглый взгляд, и залихватский ус!
            (Декламирует.)
«Так иногда супругу генерала
Затянутый прельщает адъютант…»
                (Хохочет.)
Ужели и про мой семейный ад
Лукавая мне муза нашептала?
Однако, тошно было бы в сугроб,
Как Ленский мой, упасть, раскинув руки,
Чтоб мой же персонаж от вящей скуки
Меня прямёхонько уметил в лоб…
А малый свойский! Не заглянет в книги.
Дурачится. Повеса и нахал.
Тост выкрикнуть – так он на стол запрыгнет,
Гусарской шпорой вызвенев бокал!
Нет, на него я, право, не в обиде.
Ничтожество, какими полон свет…
Но за его спиною некто виден.
Ни дьявола ли это силуэт?
               
               Входит Никита.

                Никита
К вам этот – как его? – запамятовал… Геккерн!
                Пушкин
А – лёгок на помине. Приглашай!

        Появляется Жуковский.

Нет, подождёт… Жуковский, в коем веке?
Шампанского, Никита!
                Жуковский            
                Лучше – чай.
                Пушкин
Пускай с часок Геккерн поспит на стуле,
Дипломатический утюжа фрак.
Да и принёс, должно быть, кучу врак,
Чтобы сынка уволить из-под пули?
                (Никите.)
Ты разъясни, мол, барин неодет,
Барона просит…
                (Жуковскому.)
                Так ли величаю?
                Жуковский            
Ребячиться к лицу ли?
                Пушкин
                (Никите)
                Слышал – чаю!
     (Шепотком, подмигивая.)
И прихвати бутылку в кабинет.

               Никита уходит.   

Располагайся, друг! Или – набегом?
В забвенье арзамасский наш досуг.
Увы, повёрстанные в царских слуг
Цыганам мы сродни и печенегам.
В разъездах, в спешке… Умотался – смерть!
Растряс и душу при архивном деле.
А перья?
        (Берёт со стола перо.)
                Разленились, отсырели
И разучились, кажется, скрипеть.
         (Забрасывает в угол.)
Ты прямо из дворца? И то – в мундире!
Расстёгивайся, брюхо утоли;
Про этикет забудь в моей квартире.
                Жуковский            
За мною посылала Натали
                Пушкин
Не шурина ли? Взгреют за отлучку.
Смотр высочайший у него в полку.
А мне, пожалуй, ты устроишь взбучку?
                Жуковский            
Набедокурил? И посечь могу!..
Рассказывай, развей мою тревогу.
                Пушкин
Решил я двух похабников расчесть
Меньшого на молебен выслать к Богу,
Старшого в Вельзевулы произвесть.
                Жуковский            
Опять увлёк тебя беспутный гений,
Опять в плену фантазии своей?
                Пушкин
О нет, хочу вздохнуть повеселей,
Униженную честь подняв с коленей.
                Жуковский            
Весь мир, мы все – лишь твой материал
И вдохновенью повод, а не гневу.
                Пушкин
Брось!..  Насмешил!..
                (Хохочет.)
                Или Всевышний – Еву                               
К творенью своему не ревновал?
А, впрочем, знаю я твою икону.
Нет, ни поэт, а Царь – в России бог!
И всякий бой за честь – Царям урок,
Угроза беззаконному закону.
Но не сердись!.. Как Эвмениды, зол,
Ворчу в ипохондрическом тумане.
                Жуковский
Я загляну к Наталье Николаевне?..
Тебя заждался господин посол!

 Жуковский выходит. Появляется Геккерн.

                Пушкин
Барон, прошу садиться… Чем обязан?
                Геккерн
Заботам безутешного отца:
Сын нездоров, осунулся с лица,
В наряд назначен по полку приказом…
                Пушкин
Надеюсь, с вызовом он ознакомлен?
                Геккерн
                Нет.
Но – примет.
                Пушкин
                И порукой ваше слово?
                Геккерн
С дежурства сын… Будить полубольного
Я не решился. И у вас чуть свет.
                Пушкин
Ещё на день отсрочка?
                Геккерн
                Если б только!
Он за день не поправится вполне.
                Пушкин
Нужна неделя? Две?.. Скажите, сколько?
                Геккерн
Ну, что же – двух недель довольно мне.
    (Откланивается и уходит.)
                Пушкин
А не даётся сердцу равнодушье!
Разжиться у заезжих подлецов?
Они петлю набросили с ленцой,
Но, видит Бог, затянут до удушья.
Бесхитростная, бедная жена,
Ты – жертва их холодного расчёта.
Как баснословно, дико сдержан я,
Как бешено учтив… Какого чёрта?
Боялся, что с намёком кашляну,
Что гнев свой взглядом, словом обнаружу.
Стыдился к фату ревновать жену.
А должен бы её беречь, как душу,
Весеннюю красавицу мою!
Прелестницу!.. Миндальничать сейчас ли?
Но знаю, что вовек бы не был счастлив.
Лишь за неё и жизнь благодарю!

По авансцене прокрадывается шпик. Слышны трели полицейского свистка.
Пушкин кидается к окну. Хохочет и, распахнув его, делает кому-то знаки.
                Входят два мужика.

                Шпик
                (голос)
Спасите! Караул!
                Пушкин
           (обнимает первого)
                Вот распотешил!
         (Обнимает второго.)
К окну я бросился, заслышав свист.
Ба! Соглядатай мой! Вопит сердечный!
За шиворот приподнят, как в скворечне,
Суча ногами, над крыльцом повис.

             Шпик пробегает в обратном направлении.

                1-ый мужик
Попутал леший. Вижу вдоль забора
Крадётся тать – не утерпел, встряхнул!
А он свистеть…
                2-ой мужик
                Запорют! Ой, запорют…
                1-ый мужик
А он кричать…
                Шпик
                (голос)
                Спасите! Караул!
                2-ой мужик
 (указывая первому на его спину)
И с давешнего пламенеет раной?
                1-ый мужик
Не причитай… Знаком кобыле кнут.
                2-ой мужик
На съезжую под розги сволокут!
                Пушкин
            (первому мужику)
Беги!.. Хотя надзор за мною тайный.
А это значит – славная игра! –
Что шалость вашу соблюдут в секрете
И сирых не забьют до полусмерти.
                1-ый мужик
А не бывает худа без добра.
                2-ой мужик
С подводой мы… Доставили съестного.
Теперь бы в баньку и нутро прогреть.
                Пушкин
Сведёт Никита
                2-ой мужик
                И в дорогу снова.
Гнедка постёгивать да песни петь.

         Прокрадывается шпик.
 
                1-ый мужик
Присматривают сатаны…
                Пушкин
                От порчи
Вернее ладанок жандармский глаз.
                1-ый мужик
В Михайловском, там увивался отче.
Неловко в рясе…
                Пушкин
                Падал! И – не раз!
Жандармского догляд поповский стоит.
А всё одно: домой хочу… Пора!
                2-ой мужик
И нас призрели бы? Приказчик-немчура
Семь шкур дерёт…
                1-ый мужик
                С него и спрос.
                (Пушкину.)
                Пу-стое!

Появляются Жуковский и Никита с подносом. Поставив поднос
                и обнявшись с земляками, Никита уводит их.

                Пушкин
Враг подлый труса празднует пока,
Отпразднуем приятельство и дружбу?
Пускай с бокалом говорит бокал.
Всех к чёрту! Сплетни и долги, и службу…
                (Наливает.)
Мой добрый попечитель и поэт,
Оставим псам бранчливым ссоры, дрязги,
Поскольку кроме Муз и женской ласки
Вещей достойных во Вселенной нет!

                Пьют.

Ты – человек придворный… Растолкуешь?
На бал к Императрице я не зван,
А жёнку пригласили – славный кукиш!
                Жуковский            
Отправь её и оставайся сам.
В неприглашении твоём обиды нету:
Ты в трауре и в списки не попал…
                Пушкин
Да, в этом и для мужа нет секрету,
Что бал без Натали моей – не бал,
Что Царь к жене внимателен на редкость,
Вот разве что не засылает свах…
(Бросает взгляд на Жуковского.)
Умора! Мы снимали дачу летось
Там, где и Царский Двор – на островах.
Так, что ни утро, завсегда с охотой,
Дебелого пуская в рысь коня,
Царь, словно офицеришка пехотный,
Под окнами гарцует у меня.

     Жуковский затыкает пальцами уши.

И ёрзает в седле, и вертит носом,            
Как за столом у скаредной кумы…
А на балу – к жене моей с вопросом:
Зачем де опускаем шторы мы?

Жуковский поспешно удаляется. Пушкин ложится на диван, пишет.
Закрывается занавес. По авансцене, возвращаясь из бани, проходят
Никита и мужики. Низко с почтением кланяются пробегающему
                навстречу Жуковскому.

                1-ый мужик
Пар, что над прорубью.
                Никита
                Срамно, Михеич!
Не баня тут…
                1-ый мужик
                Чай, в городе продрог?
                Никита
Да не вернуться… Александр Сергеич
Без дядьки вовсе будет одинок.
                2-ой мужик
Неужто, горевать по дядьке стал бы?
                Никита
С младенчества со мною делит кров.
                2-ой мужик
А барыни, прислуга?
                Никита
                Ну, их… Бабы!
Пиявки – всю-то высосали кровь…

                Уходят.

               
                СЦЕНА VI

 Покои в доме посланника. Входит Геккерн.

                Геккерн
Не розыск ли нам учинил поэт?
Мы вызова его никак не ждали.
А ведь случись дуэльный инцидент,
Посланника послали бы подале…
Но передышка есть!
   (Усаживается за пасьянс.)
                Теперь могу
Рукой спокойною раскинуть карты,
Пока тигриной ярости раскаты
Улягутся на нашем берегу.
Пока ревнивец в бешенстве и злости
Всечасно изменить готов уму,
Не хватит ли любой облезлой кости,
Чтобы заткнуть урчаньем пасть ему?
  (Молча раскладывает карты.)
Женю Дантеса!.. А на ком – неважно,
Женю немедля, в двухнедельный срок.
Чтобы Его Величество не мог
В приличьях наших усомниться даже.

    Встав из-за карт, подходит к портрету Императора.

А тоже ведь красавчик – хоть куда!
Но с егерями весь пропахнул псиной…
 (Затыкая платком нос, оглядывает Императора.)
Высок, в плечах не узок, грудь крута,
И ноги чудо хороши в лосина
(Смахивает платком пыль с царских сапог.)
Казёнщиной, однако, строевой
Осанка отдаёт и лоб с елеем…
Нет, мой кавалергард, глупышка мой,
Мой Жорж и мужественнее и милее.
Ты – бука, Царь! И грозен чересчур!
Народов пастырь, за мужскою нуждой
Пасёшь по всей России тощих дур,
Изысканным порокам нашим чуждый…
(Протягивает платок, как прошение.)
Пером державным подмахни «добро»!
Неужто, после стольких катавасий
В три дня спущу фарфор и серебро,
Чтоб налегке убраться восвояси?
Скажи, что не прогонишь, успокой.
Нам двух недель хватило бы для свадьбы,
Успели и поэта закопать бы…
А ты на всё про всё глаза закрой.
(Шторкой навешивает платок.)
Мол, сумасшедший, рифмоплёт, свинья
Приревновал, а тут – любовь, невеста…
Зажмурься, Царь? А мы расчистим место.
Пиф-паф, и Натали – уже твоя!
И всё же вышлешь?.. Да, тебя непросто
Другому провести… Насуплен – ишь!
Прохвост, первейший самый из прохвостов,
За Натали не отблагодаришь?
Воспользуешься всеми и – таковский?
И, всех пережевав, проглотишь вдруг?
(Плюёт на портрет Императора.)
Нет, только не дуэль…
 (На обшлаге левого рукава ловит пробегающего паука.)
                Опять паук!
Оно не к визитёру ли?

  Высаживает паука на макушку Императора. Входит слуга

                Слуга
                Жуковский!
                Геккерн
Зови!.. Постой…
 (Платком стирает с Императора плевок и любуется результатом.)
                Приличненько вполне!

                Слуга уходит.

Его друзья вмешались? Сладим дело!
Без них, навряд, управиться бы мне…
        (Хлопает себя по лбу.)
Женю на Катьке Жоржа… Есть – созрело!
Глаз не сомкнул я нынешнюю ночь,
Раскладывая карты понемногу…
Друзья поэту вздумали помочь?
Хотят – ему, а будут – мне в подмогу!

Геккерн поворачивается к портрету спиною и тут же получает
от Императора пинок под зад, отчего падает. Входит Жуковский.

                Геккерн
(со стоном поднимаясь и встречая
 Жуковского распростёртыми объятиями)
Голубчик! Верьте – непереносимо
Мне, старику, в грядущий день смотреть,
Где глупая, негаданная смерть
Возлюбленного караулит… сына!
Поймите горе бедного отца,
Простите мне, простите эти слёзы.
В них мой ответ на тёмные угрозы
Судьбы, не открывающей лица.
Я слышу леденящее дыханье,
Её объятий хладные тиски…
(Подводит Жуковского к креслам и протягивает ему письмо.)
Вот вызов Жоржу. Знаю я – не тайна:
Вы с Пушкиным по-дружески близки.
Чем сын прогневал вашего поэта?
Скажите мне, я умоляю вас.
За что моей семье несчастье это?
За что, за что? – ответьте мне сейчас!
Конечно, он лишён повадки ловкой,
Неопытен, ещё юнец почти…
И, жить едва начав, перед помолвкой
К барьеру вдруг под пистолет идти!
                Жуковский
Перед помолвкой?
                Геккерн
                Чувства нет огромней!
Но я суров был к Жоржу между тем,
Согласья не давал, увы…
                Жуковский
                Но с кем?

  Геккерн смотрит с непониманием.

Помолвка с кем?
                Геккерн
                Помолвка?.. С Гончаровой.
                Жуковский
             (возвращая письмо)
Вам, стало быть, причина не ясна?
Помолвка с Гончаровой, говорите?
Но мудрено ей за другого выйти,
Когда шесть лет за Пушкиным она.
                Геккерн
За Пушкиным?.. Постойте! Словно в тину,
Мозг погрузился мой… Схожу с ума?
                Жуковский
Да Натали и не пошла б сама!
                Геккерн
Жорж в старшую влюблён…
                Жуковский
                В Екатерину?!
                Геккерн
Мы, кажется, чрезмерно отвлеклись.
С Катрин помолвка стала невозможной.
                Жуковский
Да, да! Из-за нелепицы безбожной…
                Геккерн
Бог с ней, с помолвкой, под угрозой – жизнь!
                Жуковский
Им не стреляться – породниться впору.
Посватайтесь, и проясниться всё.
                Геккерн
И нас тогда простят?.. О нет, позору
Не обреку я детище своё!
Пусть рано, не достигнув совершенства,
Во тьму свернёт со светлого пути,
Но чести – не изменит! Есть блаженство
Ещё невинным в лучший мир уйти…
                Жуковский
           (обнимая Геккерна)
Всё скоро образуется… Бог с вами!
Виною наш поспешный бурный век.
А Пушкин мой ошибся именами,
Но, в сущности – добрейший человек.
                Геккерн
И мне позвольте вас обнять, дражайший!
Простите…
(Передаёт письмо и достаёт платок.)
                Снова брызнули из глаз…
                Жуковский
Дня через три… Нет, вероятно раньше
Представлю вам от вызова отказ.
 
Геккерн забирает письмо. Жуковский откланивается и уходит.

                Геккерн
Друзья, друзья!.. Вам доверять умно ли?
Хоть восвояси без порток беги
Без властной опекунской вашей роли…
     (Усаживается за пасьянс.)
Друзья, друзья – вот злейшие враги!

Появляется Дантес, отстёгивает саблю и заваливается на диван.

                Дантес
Посплю часок…
                Геккерн
                Уже с дежурства, с ночи?
                Дантес
Уже. А нынче в Аничкином – бал.
           (Приподнимаясь.)
Жуковского ты – чем так обморочил?
Со мной столкнувшись при дверях – обнял!
                Геккерн
Поздравил, верно, он тебя с женитьбой.
                Дантес
         (садится осоловело)
С женитьбою! Ты думаешь… На ком?
                Геккерн
На Катьке Гончаровой. Не знаком?
                Дантес
На этой ло-шади?.. С конём её случить бы!
                Геккерн
Ты подходящий самый – строевой.
                Дантес
Сбегу во Францию!.. Нет, дальше – на экватор!
Опять  твоя идея?
                Геккерн
                Милый мой!
                Дантес
Императрица?
                Геккерн
      (оглядываясь на портрет)
                Тише!
                Дантес
                Импе-ратор!?
 (Пытается заглянуть Геккерну через плечо.)
                Геккерн
          (смешивая пасьянс)
Уразумей, что Катька не навек.
Будь на лицо она сама Горгона,
Как примешь в шенкеля, ускорив бег,
Загонишь за два, за три перегона.
Попросишь – тоже плетью полосну…
Живою прямо в землю закопать бы!
       (Оправдываясь, елейно.)
А может быть, и не дойдёт до свадьбы?
                Дантес
Надеюсь! Ладно… Дай, часок сосну.
         (Проходит в спальню.)
                Геккерн
Разулся бы!?
                Дантес
                (голос)
                Однако ж, на походе
Спим в сапогах?

                Входит слуга.

                Слуга
                Графиня  Нессельроде!

Слуга удаляется. Входит  графиня Нессельроде. Геккерн
прикрывает двери в спальню и, подозрительно оглядев зрительный зал,
                задёргивает занавес.


                СЦЕНА VII

Квартира Жуковского. Жуковский помешивает дрова в камине,
   Вяземский прохаживается с книгой в руке.

                Вяземский
Всё о других стараешься, хлопочешь,
Корыстолюбцам нашим не в пример,
По надоби чужой – с утра до ночи
Неутомимый комиссионер!
Ты – ангел! И поэтому ты против
Неистовства, которым полон свет…
О Пушкине в отеческой заботе
Поболее уже, чем двадцать лет?
Извлёк из ссылки, нарядил в ливрею,
Отговорил подать в отставку – ты!
Хотя судьба, она подчас добрее
Немилосердной нашей доброты?
Ты и теперь в беде его посредник…
                Жуковский
Разнять пытаюсь. Гений, что дитя.
А нынче расшалилось не шутя.
                Вяземский
Вот и укачивай из сил последних,
Перед Царём и светом хлопочи!
Не меньше твоего мне дорог Пушкин,
Да ведь виновник всякой заварушки
И кочерёжка первая в печи…
                Жуковский
           (смотрит на часы)
Но где же он?
                Вяземский
                И годы не в науку!
Пора остепениться, повзрослеть?
Женился… Так теперь – ревнует куклу,
Запутавшись не в адскую ли сеть!
                Жуковский
Распутаем. Судьба его презлая.
И вызволить Сверчка сочту за долг.
                Вяземский
Сверчок наш своего шестка не знает.
Чувствительней девчонок-недотрог!
Но полноте… Наскучило до смерти.
                Жуковский
Не осуждай Светлану, Асмодей!
      (Обнимает Вяземского)
Как быстро пролетели годы эти
Невинных поэтических затей?
Лукавая смешинка «Арзамаса»,
Сверчок раскинул первые крыла
И ныне вырос в Пушкина, в Орла!
И мы с тобой состарились прекрасно,
И к нам с тобою Муза забрела,
О вечном за чайком потолковала…
                Вяземский
А к Пушкину не в жёны ли попала?

            Входит Пушкин.

                Пушкин
Любезный «Арзамас»!
     Вяземский и Жуковский
                (хором)
                Виват, Сверчок!
                Пушкин
Виват, виват, питомцы дружбы вечной!
Но я своё отстрекотал за печкой   
И отсверкал! Теперь, друзья, молчок!
Теперь, допропорядочно-ленивый
И добродетельно-ревнивый муж,
Тяну повинностей домашних гуж,
Семейной ограничиваясь нивой.
Нет, впрочем – вру… И тут покоя нет!
Ещё под вечер я друзьям приятель,
А в Болдино по осени – поэт,
И в Петербурге по весне – издатель.
                Жуковский
Ты – в настроении…
                Вяземский
                А что – заварим пунш?
                Жуковский
Гуся на стол!
                Пушкин
                Во славу дружбы нашей
Поспорим, пошумим за пенной чашей,
Не помня мелких дел и низких нужд!
                Жуковский
      (забирая у Вяземского книгу)
А ты от книжной азбуки, мой милый,
Протри подзапотевшие очки.
                Пушкин
И вообще – снимай с ушей крючки!
  (Смахивает с Вяземского очки.)
                Вяземский
А ты, Сверчок, не похваляйся силой…
Давай салазки сделаем Сверчку?

  Общая свалка, возятся на диване.

                Пушкин
Я – Батюшкова поклянусь пятою,
Ахилла нашего…

                Гаснет свет.

                Жуковский
                (голос)
                Сверчок задул свечу!
                Вяземский
                (голос)
И помышляет слиться с чернотою!

      Появляется свет. У камина стоит Пушкин с подсвечником,
освещающим портрет Императора. Вяземский неловко поднимается,
     оправляя платье и надевая очки. Жуковского в комнате нет.

                Пушкин
День ото дня безлюдеет Парнас.
В петле Рылеев дерзкий захлебнулся.
Нет Дельвига. А Батюшков рехнулся…
Едва ли не честнейшие из нас?
                Вяземский
            (протягивая книгу)
Вот и разбей, пророк, свои скрижали.
Свобода – их кумир.
                Пушкин
                Болит! Не тронь…
 (Поднимает над головой подсвечник в пять свечей.)
К барьеру вызвали самодержавье
И выдержали, гордые, огонь!
Друзья мои, а без меня – досадно…
                Вяземский
Мятеж увяз в метелях декабря.
                Пушкин
Был, впрочем, шанс…
                Вяземский
                Какой?
                Пушкин
(опуская подсвечник перед собой,
 как бы целится им в Императора)
                Убить Царя!

       Слышен хлопок. Появляется Жуковский
с откупоренной бутылкой и бокалами на подносе.

                Жуковский
Или чайком согреть?
                (Наливает.)
                Пируйте, ладно!
                Вяземский
Повыдохся сердечный жар и пыл.
Уж мы не то, что прежде были, други?
Плешивы стали, чопорны, обрюзгли…
                Пушкин
   (поставив подсвечник на стол)
Красивым не был я, а молод – был.
И звонок  был… Тяжёлым струнам лиры
Восторженные поверял мечты!
                Жуковский
Не слишком весел ты, поэт наш милый.
Свою новинку – «Памятник» прочти.
                Пушкин
               (декламирует)
« Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
            Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
           Жив будет хоть один пиит…»
                Вяземский
                (перебивая)
Се – перевод Горациевой оды:
«Exegi monumentum…» Да, друзья!
Нам, варварам, венчаться славой гордой
Без латинян по-прежнему нельзя.
Провинциальны сказки наши, мифы;
И хоть пылает слово на устах,
Но для Европы мы поныне – скифы,
Медведи, потонувшие в снегах…
                Жуковский
Расчувствовался. Слёзы набежали…
Как это дивно: «Весь я не умру»!
                Вяземский
Но это до Сверчка пропел Державин,
Хмелея на Фелицином пиру.
                Пушкин
  (отойдя к камину и глядя на огонь)
А я в Михайловском церковный сделал взнос,
Чтобы меня не в Петербургской пыли,
Но подле матери похоронили
В ограде тополей, дубов, берёз…
Надгробие подручным инструментом
Гравировал. Так без того нельзя,
Чтобы ещё при жизни – кто? – друзья!
Не надругались бы над монументом.
Не стыдно вам, не стыдно?
                Жуковский
                Пушкин, Пушкин!
Или с повадкой нашей не знаком?
                Пушкини.
Как поминали дядюшку ватрушкой,
Увенчанною лавровым листком?
                (Хохочет.)
                Вяземский
Злодеи! Вольтерьянцы! Якобинцы!..
Жаль, дядюшки сегодня с нами нет.
                Пушкин
Он, впрочем, дядя мне. А вам – сосед,
Весьма опасный для иных амбиций.
     (Толкает Вяземского в бок.)
                Вяземский
В поэзию, где эльфы и цветы,
Ты пригласил… журнального хапугу?
                Пушкин
Есть грех на мне. Пошли по кругу?
Я – прочитал… Теперь, Жуковский, ты!
     (Толкает в бок Жуковского.)
                Вяземский
Долой стихи! Трибуну – мысли здравой!
           (Поднимает бокал.)
Так выпьем же!
                Пушкин
                За сестринский союз
Подружек добрых, резвых наших Муз!
                Вяземский
За Пушкина, увенчанного славой!
За гения! За необъятность сил!
Ещё не воцарившись в царстве моды,
Парнас ещё мальчишкой потеснил!
Я? – в критику ушёл…
                (Жуковскому.)
                Ты? – в переводы!
Свихнулся Батюшков? – от зависти к нему!
Великий Дмитриев? – замкнулся и не слова…
                Жуковский
За Дмитриева пожури Крылова.
                Пушкин
Мне басня, Вяземский, не по уму…
                Вяземский
Всех разогнал! Один блестишь поэтом!
Один взошёл, как солнце по утру!
                Пушкин
Да ты не дуйся… Скоро, брат, умру.
Роскошней прежнего забуйствуете цветом.

   Пьют. Бокал Пушкина падает и разбивается.

Что за пассаж… Жуковский? Улыбнись!
Ты, Вяземский, не пьян ли, в самом деле?
Упал бокал, а вы остолбенели…
Бокал, друзья, разбился, а не жизнь!?
Не место стариковским суеверьям
За Вакховой беседой трёх друзей…
          (Наполняет бокалы.)
И посему – шампанское запеним!
                (Жуковскому.)
А мне другой вели подать скорей.
                Вяземский
  (кивая Пушкину на Жуковского)
В тревоге за тебя, ведь ты – повеса.
                Пушкин
Не совестно?.. Бокал не подают!
                Вяземский
И задираешь походя Дантеса,
Который есть не более, чем шут.
Ну, за своячницею волочится.
Ну, неуклюже льстит твоей жене.
А ты твердишь: знакомьтесь – мой убийца!?
                Пушкин
         (опускается в кресло)
Бокал, однако, не подали мне….
                Вяземский
Фат, прощелыга, интеллект в зачатке –
Жорж твоему Онегину сродни…
(Со значением потрясает книгой.)
                Пушкин
Пожалуй, что и – кукла на перчатке,
Да вертит им посланник… сатаны!
Причём, манипулирует так ловко,
Как масленичный блин пекут в аду:
Подбрасывает с дьявольской сноровкой
И снова ловит на сковороду.
(Выхватив у Вяземского  книгу, подбрасывает
 её с переворотом и ловит на ладонь.)
                Вяземский
От дома откажи им, как и я;
Оставь балы, отрапортуйся ленью.
Жену, детей – в возок, да и в деревню.
                Пушкин
   (возвращая Вяземскому книгу)
И рад бы!.. Уломай, поди, Царя,
Чтоб отпустил меня к моим дубравам
Под милую отеческую сень,
Где туфли не расшаркивал бы даром,
В тиши лелея творческую лень.
Или ему молокососов мало,
Что мужа зрелого определил в пажи
Раскачивать над троном опахала
Сладчайшей верноподданнейшей лжи?
Уже не молод я, да и не холост,
Уже семейства шумного отец;
И седина побила буйный волос,
И танцевать уже не молодец.
                Вяземский
Царь – Царь и есть, и вылезь из бутылки.
Твою им нянчить гордость недосуг.
Довольно, что вернул тебя из ссылки…
                Пушкин
Чтобы сослать построже – в Петербург?
Добр Государь ко мне, да ведь не даром:
Боится, деспот, вольного огня!
(Поднимает над головой подсвечник.)
Попомните: когда умру – с жандармом
На ссылку вечную сопроводят меня.
 (Поставив подсвечник, направляется к выходу.)

      Шпик, подойдя к портрету Императора, что-то
           нашептывает ему на ухо.

                Жуковский
Дантес готов посвататься к Катрин
Хоть завтра…
                Пушкин
            (остановившись)
                Отчего такая спешка?
                Жуковский
За вызовом твоим теперь задержка.
                Пушкин
Ну, да! Всему затейник я один?
Бретёр, скандалю без ума и цели?
Терзаю ближних?.. Мне доверья нет!
Не приобрёл того за двадцать лет,
В чём недруги в минуту преуспели…
Чем обаяли, друг, тебя они?
Польстив уму или соврав для чувства?
Так и её… Довольно это грустно!
                Жуковский
Чего я не допонял – объясни?
                Пушкин
Нет, не проси, любезный, доказательств
И подлости, и лицемерья их.
Здесь мой удел. Я, а не ты, приятель,
Защитник и жены, и чад моих.
Коли охота подлецу жениться,
Чтобы и шкуру вызволить, и честь, -
Женю! У многих вытянутся лица.
Единственная в своём роде месть!
Узнают все тогда, что от барьера
Дантес хвалёный спасся… под венцом!
                (Хохочет.)
                Вяземский
Опять, опять поступишь удальцом!
И выглядеть мы будем то-то скверно?
                Жуковский
И моего здесь мёда капля есть…
Поженятся – утешься ролью мирной?
Когда не их – свою не пачкай честь,
Как не свою – так хоть мою помилуй.

Пушкин опускается в кресла и закрывает лицо руками.
                Занавес.


                СЦЕНА VIII

    Кабинет Пушкина. На книжные шкафы навешаны покрывала, скатерти, гобелены.
                Натали, Катрин  и Александрин занимаются рукоделием.

                Катрин
              (примеряя фату)
Чтоб жениха не подпускать к невесте?
Зятёк наш – совершенный иезуит!
                Александрин
Переживёте!
                Катрин
                Лишь утрами вместе,
И только у Загряжской… Право, стыд!
               Александрин
Дурища! Из-под матушкиных розог
На Петербургский расчудесный бал
Не Пушкин ли, не Пушкин ли забрал
Тебя, меня – исхоженных берёзой?
И скалкою бивала по чём зря
Маманя, и накручивала уши…
То в ночь молись, то ноги мой кликуше –
Эпилептичке из монастыря!?
                Катрин
Как Жорж сегодня нежен был со мною!
               Александрин
Не верится – решительный нахал.
                Катрин
Завистница, молчи… С какой любовью,
Прощаясь, руку мне поцеловал!
               Александрин
Для тётушки разыгрывал спектакль.
Дантес твой, Катя, фантастично груб…
                Катрин
Завидуешь!
               Александрин
                Пустой армейский хахаль.
                Катрин
Горячее прикосновенье губ!
Я – уходить, а ноги подкосились.
К бювару прислонилась, не дыша…
               Александрин
Жаль, тётушка-надсмотрщик не ушла,
А то бы вы до свадьбы поженились.
                Катрин
За-ви-ду-ешь!
               Александрин
                Но только не тебе.
А младшенькой завидую – Наташе!
         (Обнимает Натали)
Ничтожно-мелки прозябанья наши
Перед её причастностью Судьбе.
Что, Катя, твой салонный остроумец,
Конфетный напомаженный француз?
Бесстыден, лупоглаз и рыжеус.
Заезжий парвеню с Парижских улиц…
А у неё? – Блистательный поэт,
Гонимый миром и любимый славой.
                Натали
(освобождаясь от объятий сестры)
Мне что-то холодно. Наброшу плед.
                Катрин
        (приложив руку к щеке)
А поцелуй пылает, боже правый!

            Входит служанка

                Служанка
Из лавки шляпник.
                Натали
                Проводи наверх.
                Катрин
Постойте, я сама…
                (Выбегает.)

      Служанка уходит следом.

               Александрин
                Какая дура!
И шляпника? – очаровала б всех!
Сказалась-таки маменьки натура.
                Натали
Подай мне бежевые…
               Александрин
                Эти?
                Натали
                Мулине.
               Александрин
             (подавая нитки)
На радостях Катрин свихнулась прямо…
                Натали
       (показывая свою работу)
Недурственная вышла монограмма?
               Александрин
Недурственная… Хороша вполне.
                Натали
И для тебя есть женишок на славу.
               Александрин
Оставь, стара я…
                Натали
                Улыбнись, мой свет!
Заметь, как ты Жуковскому по нраву.
И человек милейший, и – поэт.
               Александрин
Помилуй Бог!.. Прошу, оставь об этом?
                Натали
Чем он тебе противен, не пойму…
Когда сама не рвёшься за поэтом,
Не пой акафист счастью моему.
          (Кутается в плед.)
               Александрин
И ты взгляни, как я расшила пояс…
(Поднявшись, хочет было показать свою работу,
   однако в раздражении бросает её на стол.)
Все точно помешались на любви!
Любовь, любовь! Для развлеченья вы
Забыть готовы долг и честь, и совесть!..
           (Примеряет фату.)
Записочки носила, столь тиха;
Тебе с Дантесом сводничала, мнилось?
А, между тем, востра! Скажи на милость,
Захомутала-таки жениха…

               Входит Пушкин.

                Пушкин
 (оглядывая завешанный и заваленный приданым кабинет)
Покойницкая!
               Александрин
                Не брани, зятёк?
С приданым хлопоты. О сне забыли.
Уже венчанию назначен срок.
                Пушкин
Располагайте, коли сговор в силе.
Я не ропщу. Пускай и кабинет
Идёт под лавку мод… И на здоровье!
Известно, что для дамского сословья
Живее свадьбы развлеченья нет.
Какие нужды? Хымм… Смущён немало.
О нет, Александрин, не прячьте плеч!
А вот нельзя ли рукопись журнала
Из-под предмета некого извлечь?

                Александрин берёт со стола и передаёт поэту рукопись.
                Появляются Катрин и шляпник с коробками.

                Пушкин
Я – к Смирдину.
                Катрин
                Побудьте консультантом?
          (Примеряет шляпку.)
Что, какова?
                Пушкин
                Как яблочко в росе!
                Катрин
А в этой?
                Пушкин
                Чудно!.. Светитесь агатом!
         (Смотрит на часы.)
Любая вам к лицу. Плачу за все.

  Пушкин забирает у шляпника все его коробки, передаёт их Катрин
        и уходит. Следом за ним, поклонившись, уходит и шляпник.

                Катрин
Преудивительная лёгкость в теле!
(Положив коробки и накинув фату, кружится.)
               Александрин
И дура же ты, Катя… Откажись!
                Катрин
Мне отказаться?..
                (К Натали)
                Много захотели!
               Александрин
Что нехристям твоя, сестрица, жизнь?
                Катрин
Скорее бы уже… Несносны вы ведь.
                (К Натали)
Как флиртовать тебе не надоест
С моим Дантесом?
 (Кивает в сторону ушедшего Пушкина.)
                На балах ревнивец
Грызёт уже не ногти – пальцы ест!
Жеманница, самой не мерзко разве,
Самой не тошно? Ведь не любишь, нет!
Мутить зачем же видимостью связи
И мужа, и меня, и целый свет?
Мне отказаться!?.
                (Хохочет.)
                Бархатистость кожи,
И локоны… Прекрасный Аполлон!
А как умён, как ловок в свете он!
               Александрин
К тому же на пять лет тебя моложе?

   Катрин, разрыдавшись, выбегает.
 
                Натали
Что ж это мы… Немедля успокой!
               Александрин
Вот истеричка. Говорят – с пелёнок?
           (Выходит следом.)
                Натали
             (примеряя фату)
А мне к лицу.
(Поворачивается перед зеркалом.)
                И стан всё так же тонок.
Венчаться впору с талией такой…

              Входит Пушкин.

Уже вернулся?
                Пушкин
                Всё! – пути не будет.
Статью Тургенева не захватил.
Каков-то новый год?.. А прежний – труден.
                Натали
        (не отходя от зеркала)
Уже одно, что маму схоронил.
                Пушкин
Долг тысяч сто… Не худо погуляли!
Мотать ещё? Изволь! Достало б сил…
И серебро столовое, и шали
Опять на скупке перезаложил.
Эх, жёнка, жёнка! Убежим в деревню?
А там писать, чтобы в глазах круги…
Стихи и прозу – всё! Свалить долги!
Что шали? – как Царицу разодену!
Куда как загостились мы… Пора
Нам съехать с постоялого Двора,
Где чехарда приказов и парадов
И сутолока светских прощелыг,
И солдафонский лоск кавалергардов…
К иному я, душа моя, привык.
Мне видится совсем иная правда,
И родственность всего, всего милей,
И ничего от славы мне не надо,
И всё сполна от нежности твоей.

Поэт порывается обнять жену. Натали отстраняется.
 Пушкин берёт со стола недостающую рукопись и выходит.
                Занавес.


                Действие третье

                СЦЕНА  IX

                Гостиная Карамзиных. Екатерина Андреевна за клавикордами
                аккомпанирует Александру. Софи и Вальдемар шуточно вальсируют.

                Александр
                (поёт)
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
       Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
       Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
       Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
       Что не любить оно не может.

                Софи
              (упадая в кресла)
Маман, представь – я выиграла спор,
Мне Пушкин должен фант!
                Александр
                Спроси стихами.
Экспромтом гения разбавь альбомный вздор.
                Софи
С твоими по соседству пустяками?
        Екатерина Андреевна
(вставая из-за клавикордов и подходя к Софи)
Не подеритесь!.. С Пушкиным пари?
О чём?
                Софи
О свадьбе старшей Гончаровой
И Жоржа Эккерна. Поэт наш говорил,
Что Эккерн больше младшей очарован.
                Вольдемар
Но свадьба состоялась, чёрт возьми!
За Жоржа и Катрин – за них и пили?
                Александр
Иначе у кого на свадьбе мы
С любезным братом шаферами были?
                Вольдемар
Деликатесы, вина – от Дюме,
Свежайшую подали осетринку…
                Софи
Единственно – закуски на уме!
                Александр
Барон отделал голубкам квартирку
Премиленькую. Стиль – Аля-ампир.
От серебра весь Петербург в восторге.
Недешевы, однако, с модой торги.
                Софи
Должно быть, свадьба обещает мир
Ревнивым петушкам; на рейке шаткой
Не забавляют свет бойцовской схваткой.
А впрочем, понаслышке говорю,
Финального не удостоясь акта.
                Александр
Не пригласить? Так пошло так бестактно,
Ограбить наблюдательность твою!
                Софи
Ты, братец, сам глядишь довольно томно,
С мадонны Пушкиной не сводишь свой лорнет,
                Александр
Мадонна? нет, скорее – примадонна
В комедии, которой имя – свет.
        Екатерина Андреевна
А что разыгрывают нынче на театре?
Пора бы театралам быть у нас.
                (Вольдемару.)
Манкируй, как усядутся за карты,
И жажду утоляй не всякий час.
                (К Софи)
А ты оставь над Пушкиным смеяться!
Софи, он снисходителен к тебе,
Он добр и любит нас… А роль паяца
Чужда его возвышенной судьбе.
                Софи
Но, мама, он на мальчика похож:
Ни слову не даёт узды, ни жесту.
Притом, что имени его и счастью Жорж
Принёс себя своей женитьбой в жертву.

           Входит Вяземский.

        Екатерина Андреевна
Мой милый брат, племянники твои
О Пушкине довольно строго судят.
                Александр
Признайся нам в своей к нему любви.
                Вяземский
  (подойдя к столу с закусками)
Я голоден! Увы, обед был скуден.
                Софи
О, Вольдемар вам будет очень рад.
                Вяземский
                (Вольдемару)
Не отвлекайся. Я пристроюсь с краю…
                (Пьёт.)
И поделом поносно говорят.
Я удальства его не одобряю.
Женитьбой всё устроилось, так нет!
Опять дичайшей ревности скандалы,
Прельщающие злоязычный свет…
Как будто скифы мы или вандалы?
                (Ест.)
                Александр
Но, дядюшка, рискует спятить он,
Когда не дружбы жаркая молитва
Утишит боль его, остудит сон?
А ты беднягу разбранил сердито.
                Вяземский
На то и раскрасавица-жена,
Чтобы за сладость претерпел и муки.
Я урезонивал…
                (Ест.)
                Вольдемар
                А дичь – жирна!
                Вяземский
            (берёт салфетку)
Теперь, пардон, я умываю руки.
                Вольдемар
Вот бы составить партию в бостон,
Тогда и умников послушать можно.
        Екатерина Андреевна
Мне кажется, что Пушкина и Жоржа
Не страсть стравила, а старик барон…
                Софи
Сегодня же давайте их помирим,
Когда заглянут из театра к нам?
                Александр
О да! Пускай ударят по рукам
И Ахиллесы наши, и Омиры!
Пусть с воином подружится поэт,
И воцарится мир на белом свете,
Где лиц не сходней и враждебней нет.
                Вольдемар
                (наливая себе)
Мысль здравая!
          (Поднимает бокал.)
                Ужели не отметим?
                (Пьёт.)
        Екатерина Андреевна
Прошу… Не смейте ворошить огонь,
Что чуть пригас и дремлет под золою!
Бедою бы не разгорелся злою?

  В дверях появляются Пушкин и Натали.

                Софи
Всё Пушкин, Пушкин!.. Пушкина не тронь!..
                Александр
             (подойдя к окну)
Карета Пушкиных!
        Екатерина Андреевна
                Прекрасно!
                Пушкин
                По секрету –
Уже мы здесь. Надумали пройтись,
Плестись за нами отпустив карету.
Буфет ругали, автора, актрис;
И, кажется, на славу продышались,
Мороз хорош и не назойлив снег.
                Натали
А всё-таки кидаться снегом – шалость!
                Пушкин
Простительная после скрипок всех?
Под грома оркестрового раскаты
Я только б снег и вызывал на бис…
                Вольдемар
               (к мужчинам)
Нас четверо, не сесть ли нам за карты?
                Вяземский
Помилуй, Бог!
                Пушкин
                Безбожник, не божись!
        Екатерина Андреевна
И что же представляли на театре?
                Пушкин
Решительную пошлость и тоску.
На что ещё мы жизнь и деньги тратим?
А впрочем, в третьем акте я уснул.
Проснулся от несносных криков – браво!
Давали занавес в последний раз.
Ещё не разлепил я сонных глаз,
Когда партер взбурлил и величаво
Через проходы хлынул в гардероб.
Вот – зрелище!.. Мы переждали с Ташей.
И благодарны сей уловке нашей,
Что в общей давке не расшибли лоб.
                Натали
Мон Шер, однако, твой рассказ не полон?
                Александр
Дополните!
                Натали
                Галёрка и партер
Приветствовали вовсе не актёров,
А зрителя…

    Пушкин отходит к Вяземскому.

                Ты скромен свыше мер.
                Вяземский
За скучный вечер щедрая награда!
                Пушкин
И, верно, стоит жалости твоей?
Но только скуку чествовать не надо,
Иначе и не быть среди друзей…

         Появляются Геккерн, Дантес и Катрин.

        Екатерина Андреевна
                (Геккерну)
Вы редкий гость. Никак не ждала вас.
                Геккерн
Покорный паж моих молодожёнов,
Тащусь за ними в поздний этот час,
Им на потеху даже сна лишённый.
Всё, всё – для них. А ведь навряд
Они ведут учёт отцовским мукам?
И, если часом отблагодарят,
Заставят старикашку нянчить внуков.
А мне того и надо – отдохну
От сутолоки лет, спешащих мимо,
Блаженную познаю тишину,
Вкушу семейного покоя, мира.
Признаюсь. Что и вашею семьёй
Из отдаленья часто любовался:
Как счастливы, дружны вы – рад за вас я.
Уменьем не поделитесь со мной?
        Екатерина Андреевна
Неловко слышать нам признанья эти,
Не заслужили мы такой любви.
Однако не преминем дружбой встретить,
Когда с собою мир несёте вы?
                Геккерн
Да, только мир. Раздор не для меня.
Расшатано здоровье, плохи нервы.
Покой врачом прописан. В ссорах я
Спешу к согласью неизменно первый.
        Екатерина Андреевна
На то, любезный, вы и дипломат.
Но разве всякий ваш конфликт улажен?
                Геккерн
О, только вам: женил я сына даже,
Чтоб мужней ревности унять набат.
        Екатерина Андреевна
Подобной жертве мудрено поверить.
                Геккерн
Важнейшим я почёл беду отвесть.
Но сын, но Жорж стремился в большей мере
Спасти известной вам особы честь.
   (Кивает в сторону Натали)
        Екатерина Андреевна
Но ведь Катрин… позвольте, разве можно?
Вы ею жертвуете для своей игры!
                Геккерн
О, Катя на Наташу так похожа!
Мой сын в ней обожает тень сестры.

Александр садится за клавикорды. Дантес со смехом подхватывает
Катрин на руки, кружит под музыку и затем опускает подле Натали,
   после чего направляется к официанту, разносящему мороженное.

        Екатерина Андреевна
Вы правы – тень, и отстоит не далее…
Но полно! Поручаю дочке вас.

Екатерина Андреевна подводит барона к Софии и спешит к Пушкиным,
      но задерживается возле прибывших – генерала с супругой.

                Натали
                (Пушкину)
Мой друг, я утомилась… Поздний час…
                Пушкин
Ты вся дрожишь, мой ангел. Не больна ли?
                Катрин
Сестра и впрямь румянишься огнём,
И это ты, желтевшая иконой?
                Натали
Я больше не могу: пойдём, пойдём!
                Дантес
  (подведя к сёстрам официанта)
Мороженное! – для моей…

     Официант в нерешительности.

                …законной!
                (Хохочет.)

      Прибывают дамы – старая и молодая.

                Натали
                (Пушкину)
Все взгляды на меня устремлены!
Не то с издёвкою, не то с вопросом…
Чего им нужно от твоей жены?
                Геккерн
(беседуя с Софи, приближается к Пушкиным)
Не в тягость страннику сума и посох.
Однако, путь шагнул за перевал,
Забыты встречи многие и лица.
Сума моя пуста, всё растерял…
А посох мой – прелестная девица?
(Предлагает Натали свою руку.)
                Пушкин
Жене моей вас слушать не с руки.
И мало нас заботят ваши нужды.
                Геккерн
Да, не в почёте нынче старики.
Всё ближе перевал и путь всё уже,
Всё меньше места на моём пути
Для ссор и детских суетных раздоров…
Мой сын женат, я – дедушка почти…
                Катрин
Папа!
                Геккерн
           Шучу, шучу… Ещё не скоро!
                Натали
                (Пушкину)
Мой друг, пора?
                Пушкин
                Ещё не кончен бал!
                Софи
     (подведя Дантеса к Пушкину)
На брудершафт пусть выпьют мировую!

Дантес берёт один бокал, Геккерн – другой и протягивает Пушкину.

                Геккерн
Был холост сын мой и большой нахал!
(Грозит Дантесу пальцем.)
Теперь к одной Катрин его ревную.
        Екатерина Андреевна
                (Вяземскому)
Немедленно – иди, вмешайся, брат!

Вяземский, заложив руку за руку, остаётся неподвижен.

Беда с тобою… Позову их к чаю?
  (Направляется к Геккернам.)   
                Вяземский
А я лицо от этих клоунад
С решительным призреньем отвращаю!
                Геккерн
                (Пушкину)
К тому же отрекётся он при всех
От посягательств на супругу вашу.

Дантес поворачивается к Натали, прищёлкнув каблуками, слегка
кланяется, что можно понимать и как подтверждение слов барона и
как приглашение на танец. Опешившая Натали даже порывается
   передать мужу веер и тянется к Дантесу, но спохватывается.

                Пушкин
Ответом на насмешку будет смех.
Другим скормите словоблудья кашу!
  (Несколько угрюмо и напряжённо смеётся.)
                Софи
Гордыни всякой должен быть предел.
                (Александру.)
Чего он хочет?
                Александр
                Он в волненье сильном!
                Пушкин
 (Геккерну, чуть заикаясь и взглядывая на жену)
Я не хочу иметь ни слов, ни дел
Ни с вами, ни с приёмным вашим сыном.
                Александр
                (Софи)
Он – в бешенстве…
                Софи
                Недопустимый тон!
                Геккерн
(поднимая с полу ключ и передавая его Пушкину)
От ваших часиков? Как бы не встали…
                Пушкин
Напрасно утруждаетесь, барон!
  (Приняв ключ, бросает его)
        Екатерина Андреевна
               (Вяземскому)
Брат, помоги!
                Старая дама
          (лорнируя Пушкина)
                Опять, опять скандалит.
                Геккерн
Вот сплоховал… Великие умы
Куда как на людях и пылки, неловки.
             (Осушает бокал.)
По-родственному сговоримся мы
В кругу семьи, в домашней обстановке.
                (К Софи)
А что-то вас, шалунья, не видал
У Жоржа, сына моего на свадьбе?
Жду к завтраку. И, право бы, мечтал
Их гнёздышко, шалаш их показать бы.
               
                Геккерны откланиваются и уходят. Натали, ослабев,
                опирается на руку мужа и склоняется к нему.
                Занавес.


                СЦЕНА X

   Кабинет Пушкина. Пушкин и Тургенев.

                Тургенев
                (читает)
« А русский Царь на дню три раза пьян.
То шкипером, то денщиком обрыган,
Ночует то в подклети, то по ригам,
В зерне проросшем вывалив кафтан.
Бояр велит сгонять на ассамблею,
Где лущит бороды саженным топором.
Отцов семейств приваживает к зелью.
Трактиры учреждаемы… Петром
В чухонский хлев приглашены законы…»
                Пушкин
                (хохочет)
Ай, соглядатаи! Куда как злы!
Людовика… какого там послы?
                Тургенев
Великолепного…
                Пушкин
                Бурбоновы шпионы!
И в хлев наведались, и заглянули в ларь
Галантерейщика… А обморок маркиза
Решившегося подглядеть с карниза,
Как сапоги снимает Государь?
                (Читает.)
« Деревни – в улицу одну. Манера
Петровскому штыку сродни весьма.
Как по команде унтер-офицера
В колонну по два строятся дома…»
                Тургенев
А здесь про Меньшикова, кажется?
                (Передаёт.)
                Пушкин
             (просматривает)
                Умора!
Однако, ложь… Клевещут, не шутя.
                Тургенев
         (передаёт все письма)
И прочие сыщу…
                Пушкин
       (потрясая пачкой писем)
                Борзая свора!
На днях тебе верну визит… Хотя…
                Тургенев
И ты меня пожалуешь забвеньем?
Я в Петербурге нынче домосед.
Всем недосуг, и мне охоты нет
Делится царским неблаговоленьем…
                Пушкин
Не то! Иная гложет сердце тля.
Пообещай мне… Кто ещё возьмётся…
На горле – галстук, думаешь? – петля!
А дрянь – верёвка: то и дело рвётся.
Тургенев, милый… Помнишь, по утру
Меня в Лицей привёл ты? Всем известно.
Так вот… свези обратно, как умру…
Где взял, дружище, положи на место.
                Тургенев
Да кто я вам… могильщик русских слав?
                Пушкин
Нет, не прижился я на Невском бреге…
На той же грибоедовской телеге
В Михайловское и меня доставь.
                Тургенев
Мой мальчик…
                Пушкин
                Ни Эолова ли арфа
Давала тон для моего пера?
     (Размахивает письмами.)
Так за тобой архив!
                Тургенев
                Четыре шкафа!
А за тобой – история Петра!
                (Уходит.)
                Пушкин
         (обращается к книгам)
Друзья мои, мечты моей гонцы!
Привет вам!.. На пиру воображенья,
Куда не вхожи знатные глупцы,
Хмелели мы – до головокруженья.
Вот и теперь бутылочку «Клико»
Припас для вас… Так собирайтесь в круг вы!
Российский кормчий!

     Из-за шкафов выходит Пётр.

                Века твоего
В чугунных ядрах отливались буквы.
И Петербурга каменный костыль
Тобою вбит на диком, топком бреге…

   Из-за шкафов появляется Онегин.

Дантес?!
                Онегин
               Да нет – приятель твой…
                Пушкин
                Онегин!
А Ленский где?
                Онегин
                Сдаётся, Ленский – ты!
                (Хохочет.)
                Пушкин
И ты, Борис, входи!

     Из-за шкафов появляется Годунов.

                Люблю за мудрость!
                Годунов
Унижен, яко червь. На сердце – стыд!
Пощусь, молюсь… А, грешный, чуть забудусь…

    Из-за шкафов появляется Сальери.

Изыди!.. Отрок бледный предстоит?
     (Истово крестясь, прячется за Петра.)
                Сальери
                (Пушкину)
Madonna mio!.. Моцарт?!
                Пушкин
                Друг Сальери!
Я – стихотворец русский.
                Сальери
                Как – поэт?
Уже и в Скифию, к медведям в дебри
Явились Музы?
                Пушкин
                Весь кордебалет!
                Пётр
Чуть поманил голодных жирным блеском,
Оторвы съехались с Европы всей!
 (Кладёт руку на плечо Пушкина.)
Расхлёбывай теперь…
                Пушкин
                С великим треском
Двух, бойких самых, выставлю взашей!
                Годунов
Взбунтуешь чернь! Восстанет ненароком?

     Из-за шкафов появляется Пугачёв.

                Онегин
К барьеру – Геккернов, и целься – в грудь!
                Пугачёв
Ууу, проклятущие…
(Намахивается на Онегина и Годунова.)
                По вашим глоткам
Казацкою бы саблей полоснуть!
                Пушкин
Мой мужичок оброчный?
                Пугачёв
                Пугачёва
Признать бы мог… Да, хоть – по бороде?
                Пушкин
      (берёт с полки книгу и передаёт Пугачёву)
История твоя!
                Пугачёв         
                Ить, не учён я…
(Повертев книгу, возвращает.)
Один ты! Пособить бы нам тебе?
                Пушкин
И Геккернов бы, и Царя – повесил?
                Пугачёв
Со мною не шути! Накатит блажь!..
Я сроду не терплю господской спеси.
Но ты, хотя и барин, духом – наш.
                Годунов
      (выглядывая из-за Петра)
Мятежник подлый! Тать!
                (Пушкину.)
                От них – подальше!
Смиренье, кротость возвышают нас.
Царя люби…
                Пушкин
                Сладкоголосой фальшью
Жуковского напомнил мне как раз.
                Сальери
Безумец! Дикая смешная гордость!
Нет бы, предаться музыке вполне?
                Пушкин
Тьфу, чертовщина… Вяземского голос
Послышался довольно внятно мне.
                Пётр
             (замечая шпика)
А это что, скажи, за образина,
В зубах крысиных сандвич теребя,
Толчётся перед домом у тебя
Да пялится на окна, рот разиня?
                Пушкин
Мой соглядатай верный. День и ночь
Моим шагам ведёт учёт унылый.
Не остановится и за могилой.
И в пекло, в пекло проводить не прочь…

     Шпик начинает дёргаться.

Замучила болезного хвороба.
Субъект прежалкий, правду говоря…
                (Шпику.)
Учти! И заколотите – из гроба
Оскалюсь эпиграммой на Царя.
Иди и засвидетельствуй крамолу.
Да не стесняйся – выдай головой.
И вот ещё… скажи, мол, нож по горлу,
Жить не хочу – так хочется домой!

             Шпик прячется.

К столу, друзья! Устроим пир на славу!
                Пётр
Повечеряем.
                Пушкин
                Будь за тамаду?
                Пётр
Отрекрутствовал!
                (Годунову.)
                Соблюди державу?

     Годунов трёт салфеткой руки.

                Пугачёв
Ему б отмыться  к Страшному суду…
                Пётр
Покайся, Царь! Очистись от лукавства!
                Годунов
Об убиенном Дмитрии печаль.
                Пугачёв
Хитрит злодей!.. А крепостное рабство
Закабалило Русь не от тебя ль?

      Годунов, понурившись, садится.

                Онегин
Позвольте мне?
                Пётр
                Щегол! – и на пирушке
Не выдюжишь, натурой мелковат.

              Онегин садится.

                (Пушкину.)
Тебе придётся… Рад или не рад?
                Пугачёв
Сам сотворил, сам вызвал…
                (Садится.)
                Пётр
                Царствуй, Пушкин!
                (Садится.)
Хоть и не в курсе плотницких наук…
                Годунов
Да и насчёт свободы привередник…
                Пётр
По Ибрагиму ты мне – праправнук,
И по таланту – первый мой наследник!
Ты вывел нас из темноты на свет!
                Пугачёв
Уж, сгнили, почитай?
                Пётр
                Врёшь, бородище!
                Пушкин
И мне пора идти за вами вслед
По книжным полкам – выше, выше, выше…

               Входит Натали.

                Пётр
Твоя хозяйка?.. Расходись, народ!
Перепугаться матушке недолго.
                Онегин
Татьяна? Нет, увы… Скорее – Ольга!
  (С хохотом уходит за шкафы.)
                Пугачёв
Невзрачная бабёнка.
          (Уходит за шкафы.)
                Годунов
                Экой скот!

Пугачёв, выглянув, показывает Годунову кулак, и тот прячется за Петра.
Пётр смеётся. Подойдя к Пушкину, поднимает его над собой, опустив –
              обнимает и уходит. За ним – Годунов и Сальери.

                Пушкин
Друзья, прощайте…
                Натали
                Циркачи, актёры?
Ужасно! Ни приличья, ни манер.
Сегодня к Строгановым…
          (Подаёт мужу фрак.)
                И – без ссоры!   
                Пушкин
На бал? – лечу, паркетных зал курьер!
  (Перед зеркалом надевает фрак.)
Всем опротивел, верно, кислой рожей?
И поделом – когда в расстройстве чувств
По празднествам за жёнкой волочусь.
Нет, с кучерами грелся бы в прихожей!
   (Притягивает Натали к себе.)
Как розны мы… Престранная чета?
И оба в моде: ты – царица бала,
А я за скомороха, за шута…
Но будет им! Развеселю немало!
Потешу всех!..
                Натали
                Ты ищешь бурных сцен      
С людьми безукоризненного тона.
                Пушкин
Ужо запрыгают и ножки трона!
                (К Натали)
Ну, да – Клейнмихель, Нессельрод, Геккерн…

                Уходят.


                СЦЕНА XI

Покои в доме посланника. Катрин перед зеркалом примеряет
шляпки. Входит Дантес На голове у него полотенечный компресс.

                Дантес
Турнепс какой-то, а не голова.
                Катрин
              (переменяя убор)
Ты и сегодня, кажется, не в духе…
А в этой шляпке буду какова?
                Дантес
              (обойдя кругом)
Как тыква перезрелая – в треухе.
                (Хохочет.)
Страшнее, чем египетская казнь!
     (Берёт Катрин за руку.)
Неряхою быть, Катенька, не дело.
Как руку попросил – фату надела,
Нет бы, умыться? Под ногтями – грязь!
                (Хохочет.)
Поверила, что я в тебя влюблён,
Что радостей ищу с тобою в браке?
А мы поэту заправляли баки,
Когда меня поймал на мушку он.
Ты оказалась подходящей ширмой,
Сказать вернее – твой калужский зад…
         (Обнимает Катрин)
Не обольщайся!
                (Хохочет.)
                По коровьи жирный!
                Катрин
Так даже хамы девкам не дерзят.
                Дантес
Ну, ты, конечно, - дама, а не девка,
И целомудренна, как дочь Христа?..
Пока Калугу не прихватишь крепко,
А там – как на ладошке – до креста!
                Катрин
Подлец, подлец!
                Дантес
                Ужасное открытье.
И с эдаким – подумать – через жизнь!
Не бойся, жизнь – пустяк: войти и выйти,
Одна ступенька вверх, другая – вниз…
                Катрин
                (жалобно)
Подлец, подлец!
                Дантес
                Безвкусно, пошло, громко!
Ты, впрочем, безобразна не вполне…
              (Похлопывает.)
И всё-таки, когда б твоя сестрёнка
Ночами пятки щекотала мне!
Наскучила бы? – я её султану
Глядишь, сменял на золотой палаш!
Тебя – и мещанин не купит спьяну,
Золотарю – за гривну не продашь…
 (Берёт Катрин за подбородок.)
Прыщавый рот, нос вроде брюквы сивой,
Глаз левый правому играет ритурнель…
Хоть на лицо была бы посмазливей,
Отправил бы с билетом на панель.
Была бы польза от квашни калужской,
А так: помилуй Бог, по дому вонь
И визг, хоть затыкай портянкой уши.

   Входит Геккерн с письмом в руке.

                Катрин
                (с надеждой)
Подлец, подлец!
                Дантес
                Пошла, однако, вон!

  Катрин в слезах бросается к Геккерну.

                Геккерн
          (отстраняясь от неё)
Жорж, извинись… С женой? – неблагородно.
Супруга, дама!
                Катрин
          (всё ещё всхлипывая)
                Грубо… Не бонтон…
                Геккерн
Клико? Лафит? Или коньяк угодно?
                Катрин
           (начиная улыбаться)               
Я лимонаду выпила бы…
                Геккерн
                (кричит)
                Во-он!
   
      Катрин в ужасе выбегает из комнаты.

                Дантес
Ату – её! Ату, ату!..
                Геккерн
                А – эту
    (Бросает на стол письмо.)
Желал бы от меня услышать весть?
                Дантес
                (просмотрев)
Пощёчина решительная здесь.
                Геккерн
И ты ответишь вызовом поэту,
И нанесёшь убийственный удар!
                Дантес
А если – он… опередит, к примеру?
                Геккерн
Не отвертеться. И через скандал,
А всё равно – поставит нас к барьеру.
Но ты его убьёшь.
                Дантес
                И на Кавказ
Отправит Царь меня под пули горцев?
                Геккерн
Как иностранцев, просто вышлют нас.
Пораспродать имущество придётся.
Затеем на дому аукцион,
При счётах сяду в нанковом халате.
                Дантес
А за поэта сколько нам заплатят,
Когда недвижимостью станет он?
                (Хохочет.)
                Геккерн
      (передавая бумагу и перо)
Однако, подпиши сначала вызов.
Захочешь – вставь крылатое словцо?
          (Любуясь Дантесом.)
Вот только не попортили б лицо,
А там – в Париж при грамотах и визах!
                Дантес
         (нервно потирая лоб)
Но… Государь как будто запретил
         Ему стреляться под любым предлогом?

     Император отворачивается.

                Геккерн
Что – Царь, когда поэт упрётся рогом,
И дьявол не уймёт – не станет сил!
                Дантес
И всё же, знаешь… сообщи Царю.
Глядишь – разнимет с полицейским шармом?
                Геккерн
Нет, будешь драться! Ясно говорю?
А Царь, когда бы и прислал жандармов,
То, верно бы, ошибся часом он.

     Император утвердительно кивает.

                Дантес
Я знаю: ты хитёр и изворотлив!
                Геккерн
                (подавая перо)
Ну, ладно, сообщу!

      Дантес подписывает вызов.

                Да вот сорвёт ли?
Царю мирить вас не велик резон.

   Геккерн подходит к портрету Императора, глубоко кланяется.
          Император достаёт из кармана золотую табакерку.
              Заложив в нос понюшку, протягивает Геккерну.

                Геккерн
Уже презент прощальный?.. Протестую!

Император было прячет табакерку в карман.

Но мне приятен царский твой каприз,
Что табакерку даришь золотую,
Как приглашенье – за кордон катись…

  Император так сильно чихает, что Геккерн выкатывается из комнаты.
Вслед посланнику летит и табакерка. Император покидает раму портрета и уходит.
                Возвращается Геккерн.

                Геккерн
         (доставая табак из табакерки и нюхая)
Хоть в пистолеты вам насыплет порох,
Лишь бы с одним – аукаться вдали,
Другого – сунуть в гроб – как не обоих!
И пасть к ногам прекрасной Натали
         Царь вашим предпочтёт свою подушку
И разочтёт строптивых молодцов.
Не трусь, однако… Пододень кольчужку!
Ещё бы и забрало – на лицо!?

           Геккерн надевает одну из шляпок, оставленных Катрин
     Дантес церемонно приглашает его на танец, и они вальсируют.
                Занавес.


             СЦЕНА XII

Кабинет Пушкина. Пушкин, сидя у камина, просматривает рукописи.

                Пушкин
В огонь! Не переспорите меня,
Не оправдаетесь притворным рвеньем.
В огонь – стихи, не знавшие огня,
Не опалённые высоким вдохновеньем!
          (Бросает в камин.)
Ужели, сам не испытав восторг,
На праздную строфу взиравший пусто,
Поделкою в потомстве бы исторг
Живую искру истинного чувства?
Нет, только лучшее, что написалось мной,
Что сердце, душу, жизнь мою вобрало,
Для жизни и судьбы, уже иной,
Оставлю я… И этого – немало!
          (Бросает в камин.)
Пылайте, недозрелые мечты,
Неоплодотворённые надежды!
Не пересечь заветной вам черты,
Вас не освищут пошлые невежды.
Огнём с шедеврами вас примирю!
Избави Бог в упрямстве крутолобом
Непонятым скитаться на миру
Да быть ещё оплёванным за гробом.
          (Бросает в камин.)
Итак! Как будто всё предусмотрел?
Одно письмо кладу в сюртук… Нашарят!
Ещё одно – на стол… Не помешает
Скорейшему решенью наших дел?..

Как если бы из сердца вырвал жало,
Могу вздохнуть спокойно, наконец!
За честь живого постоит мертвец,
         Когда живому гордость рот зажала.
Конверт, залитый сургучом свинца,
Рукой на грудь упавшей, он укажет
И правдой неминучею накажет
Уже ликующего подлеца…

             Входит Натали.

Ещё не спишь?
                Натали
                Душа моя в тревоге.
Намедни ты вспылил, и не спокойна я…
Ты всё ревнуешь?
                Пушкин
                Нет, любовь моя!
Жгу рукописи, подвожу итоги.
Не всякая мне удалась строка,
Не каждый стих рождён был верным чувством.
И я был грешен, и моя рука
Якшалась и со скукой, и с искусством.
                Натали
Развязность Жоржу не поставь в вину,
Он всё ещё ко мне неравнодушен…
Ты жжёшь стихи?
                Пушкин
                Пустое – слабину!
                Натали
           (забирает рукопись)
И слабина твоя иных получше.
В журнал снеси, отдай ли в альманах –
Им будет в честь, что ты находишь слабым.
А деньги нам нужны.
                Пушкин
                Ай, да жена! Бой-баба!
Хозяйствуешь на совесть, не за страх.
Или брюхата?
                Натали
                Глупый, вовсе нет…
                Пушкин
Вот и паруй! Не всякий год – пшеница!
Чего-то обещает нам рассвет…
     (Берёт со стола рукопись.)
Прочесть?

  Натали, позёвывая, усаживается в кресла.

                Ступай… Пора тебе ложиться.

    Натали, поднявшись, направляется к выходу.

И молодчина, жёнка! Похвалю,
Что не раба французской этой моды.
Воображеньем пусть живут уроды,
Действительность – за красоту твою!
К чему тебе метафоры, сравненья
И прочая рифмованная ложь,
Когда в обычном зеркале найдёшь
Всё, перед чем тускнеет вдохновенье.
                Натали
             (остановившись)
Едва не позабыла я… Прочти!
(Достав из-за корсажа, передаёт мужу письмо.)
Зовут на бал?
                Пушкин
                Вот было б утешенье!
                (Читает.)
Да, нет…
                (Хохочет.)
                На похороны приглашенье!
                (Читает.)
Уж было я подумал – на мои…
     (Кладёт письмо на стол.)
У Разумовской нынче на балу,
Как ты с Царём скользила в полонезе,
Я грыз мороженное и скучал в углу,
Рассеянный шедевром Веронезе.
Примолкла музыка. Расчистился паркет.
Царь толковал с тобой… А через залу
Корнет-гусар довольно юных лет
Ко мне направился. По гордому запалу
И вызывающему блеску глаз,
По усикам его молодцеватым
Гусар мне показался секундантом.
Уже я ждал услышать день и час,
Уже перчатку разминал в ладони,
Не щурясь на ярчайшей люстры свет…
Он каблуками щёлкнул, не дошед,
И канул в загремевшем котильоне.
Опомнясь, я рванулся было вслед:
За ним, за ним – за дьявольским канальей...
Теперь лишь понял: это был – поэт,
Великий, Таша! Даже – гениальный!

Натали, подставив щёку для поцелуя, направляется к выходу.

Постой… ещё – перекрести меня!
                Натали
Сна долгого тебе, без сновидений.
   (Перекрестив мужа, уходит.)
                Пушкин
Чего-то нам сулит начало дня?
Гадай: каков он с виду – мой последний!
(Берёт со стола и просматривает рукопись.)
Куда там счастья? – и покоя нет!
И воли нет!.. Стихи едва ли правы.
Или для неги оставляю свет,
Где клевета прилипчивее славы?
(Возвращает рукопись на стол.)
Жена, жена! Укроешься навряд
От сладострастия хулы бесстыжей.
Как буду я убит – друзья мои же
Тебя укорами своими заедят…
Как знать! Красавица, не станешь ли богата?
И жизнь твоя пойдёт не такова…
Повдовствуй для приличья – года два
И замуж выходи, да не за фата.
         (Подходит к окну.)
Рассвет… Двадцать седьмое января!
На совести у Музы шутки эти:
Со дня Татьянина – считай – на третий,
Как Ленский мой, день в день стреляюсь я.
  (Отходит, садится на диван)

Шпик достаёт из кармана свёрток с бутербродами. Завтракает.

Уже простился с малыми детьми,
А растолкала, подняла лежанка
Ещё разок взглянуть из близкой тьмы
На чад своих…
      (Направляется к двери, но останавливается.)
                Будить, однако, жалко!      
  (Подобрав лежащую на диване шаль
      Натали, обращается к шпику.)               
Или потащимся? И я ведь – раб!
Сегодня будет бал, а завтра раут…

      Шпик, покончив с бутербродами, уходит.

Прощай!.. Уже и крысы покидают
Мой обречённый гибели корабль?

Поэт набрасывает на плечи шаль. Подсаживается к камину и,
          подкладывая поленья, начинает декламировать.

« Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружён.
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он…

Пушкин придвигается к огню. Задрёмывает… Слышен звон бубенцов.
           Поэт вскидывает голову и продолжает энергично:

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл…

                Пушкин поднимается с дивана и, быстрым, широким взмахом
                отбросив шаль, направляется к окну.

Бежит он, дикий и суровый,
И звуков, и смятенья полн
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…»

                Посмотрев в окно, Пушкин надевает сюртук.
                В дверях не замеченный поэтом появляется Никита

Хоть в домовине, но – домой, домой!
И ты, мой ангел, возвратись к пенатам!
И вы – к своим Парижам, Нидерландам…
А мне – Михайловское! Прах земли родной?
Чем путь домой, нет истинней пути.
Быть так! – сбегу от суеты бессонной
На дровнях да в гробу, да под соломой,
Сложив блаженно руки на груди?

Никита сторонится, пропуская входящего Данзаса. Данзас вносит ящик с пистолетами,
которые он и Пушкин некоторое время осматривают. Никита  подаёт хозяину шубу,
              помогая одеться. Поэт обнимает его. Пушкин  и Данзас уходят.
                Вбегает Натали. За нею – служанка.

                Натали
Где барин?
                Никита
                Вышли только что…
                Натали
                Бог мой!
Мне выезжать, а вот – не сыщем шали!
                Никита
В Михайловское ускакать… домой…
Хоть и в гробу, кормилец обещали…
                Натали
(подбирая лежащую на диване шаль)
Вот новости…
                (Служанке.)
                Закладывать вели!
Служанка уходит. Натали останавливается перед зеркалом.               
                Прихорашивается.

Как бы и впрямь не учудил проказник
На Масленицу – в самые балы,
Одну меня оставив, спутать праздник?

Натали уходит. Никита всё это время стоит неподвижно. Заслышав звон, верно,
тех же самых бубенцов, медленно опускается на диван, на котором только что
          сидел поэт. Отворачивается. Голова опущена. Плечи вздрагивают.
                Занавес.


                ЭПИЛОГ

                Церковь Тригорского монастыря. Перед иконою «Скорбящей Богоматери»
                молится Осипова. Снимая шапки и крестясь, входят мужики.

                2-ой мужик
       (приблизившись к Осиповой)
Не взять и ломом. Гривенный набросьте?
Наскрозь промёрзла…
(Крестится на портрет Императора)
                Бог наш Иисус!
На полштыка вошли, а кости, кости…
                Осипова
Ступайте… Будет вам. Не поскуплюсь.

    Мужики уходят. Появляется Тургенев.

                Тургенев
Насчёт могилы вы распорядились?
                Осипова
Михайловских наняла мужиков.
                Тургенев
Запаздывает… Прежде рысаков
Игреневый мою кибитку вынес.
                Осипова
Как встретил Псков поэта?
                Тургенев
                Лошадей
Толпа пыталась выпрячь. Приструнили.
С упряжкой де, и розвальни целей.
                Осипова
Опала, значит, и за гробом в силе?
                Тургенев
Полиция считает за афронт,
Что либерал вошёл в такую моду.
Да и кого в поэте чтит народ
Сладкоголосых Муз или свободу?
                Осипова
И мёртвого преследуют певца,
Несчастное, простреленное тело…
Жаль Натали Так рано овдовела.
                Тургенев
Царь сиротам сказался за отца.
    (Прислоняется к колонне.)
Чтоб доступ к телу облегчить, открыли
На лестницу ведущий чёрный ход.
И потянулся чередой народ…
Простясь, иные возле дома стыли.
Чиновники, подьячие, купцы,
Приказчики, профессора, студенты…
В шинели, в шубы, в зипуны одеты…
Подростки, женщины, почтенные отцы…
Скорбь молчаливая, рыданий вопли…
Кто из родных и близких – кто из нас
Предвидеть мог, что смертный его час
Так всколыхнёт, так взбудоражит толпы?
Фельдмаршал умер – не было того.
Царь? – так позорище, полки восстали…
Впрямь на горациевом пьедестале
Столпов превыше памятник его.
А ведь, казалось, громкая в начале,
Примолкла слава нашего певца
                Осипова
Не там искал её, где отвечали
Ему любовью русские сердца.
                Тургенев
Одоевский за тёплый некролог,
Мелькнувший в приложенье к «Инвалиду»,
От министерства схлопотал урок.
И цензор бит, что упустил из виду.
Мол, автор – Пушкина посмел назвать
«Поэзии отечественной солнцем»!?
И что за «поприще» - стишки марать?
Не спутал ли писаку с полководцем?
                Осипова
Как стыдно, пошло, гадко… Боже мой!
Так и преступник не презрен последний.
                Тургенев
За честь не поступился головой
И… новых не избегнул унижений.
Посольствами чужими всклень набив
Холодную Конюшенную церковь,
Отпели… Был и в гробе сиротлив
Певец наш чудный… Золото померкло!
Иконы плакали! Но не вельмож
Растрогаешь – привычных к лицемерью…
И площадь! Тут же, за массивной дверью
В рыдании тысячеустом – сплошь!
А ровно в полночь – прочь из Петербурга
На тряских дрогах, да по столбовой…
Гроб под рогожею, при нём конвой:
Слуга покойного, почтарь хромой,
Жандарм да я, да вёрст на тыщу вьюга…
  (С поклоном передаёт тетрадь.)
Прасковье Александровне мой дар!
                Осипова
                (листает)
Стихи?
                Тургенев
             Явились в списках часом позже.
                Осипова
Так быстро?
                (Читает.)
                «Смерть поэта»
      (Обращается к Тургеневу.)
                Автор кто же?
                Тургенев
Там, ниже – подпись…
                Осипова
                (читает)
                Лермонтов, гусар.

                Входит Жандарм. Затем Никита с помощью ямщика вносит гроб.
                Вслед за ними в храм незаметно проходит Лермонтов.

                Жандарм
Доставлено-с!
                Ямщик
                А было задержались.
Случился генерал. Суров с лица:
«Курьерских выпрячь! Сей же миг! За наглость
Под кнут и в каторгу отправлю подлеца!..»
                Жандарм
Его Превосходительству – бумагу
С печатями представили за сим:
Покойник, мол, опасный… Как собаку,
Без роздыха, мол, по ухабам мчим.
                Ямщик
Перепрягли залётных генералу,
А нам – за печкой валенки сушить.

              Входят мужики.

                Жандарм
Трактир – имеются!?
                2-ой мужик
                Вестимо… как же… ить!
                Жандарм
Канальи! Воры!.. Ну, как по подвалу
Пройду с досмотром?.. Водку – под арест,
Окорока – вязать, под нож – колбасы…
Перепугались? То-то, лоботрясы!
                1-ый мужик
                (осмотрев прислонённый к стене крест)
Сработано на совесть. Ладный крест.
                Осипова
         (читает по тетради)
«Погиб…»
  (Запнувшись, начинает снова.)
                «Погиб поэт…»
                Жандарм
           (перебивая, к гробу)
                Чего?.. Лежи!
Набегался при жизни за тобою…
                (Осиповой.)
А то накрутит баки, хвост трубою!
И на слова  куда остёр – ножи!
     (Уходя, оборачивается.)
Меня дождаться!.. И без церемоний!
Без демонстраций!.. И никто не смел!..
                (Уходит.)
                Ямщик
Где кузня мужики?
                1-ый мужик
                За колокольней.

                Ямщик уходит.

                Никита
             (поглаживая гроб)
В одной ограде с матерью хотел…
                Осипова
Исполним свято.
                2-ой мужик
                (первому)
                Да ведь то – Никита!
  (Сняв шапку, крестится на гроб.)
Ужели – барин?
 
   Тургенев и Никита открывают гроб.
 
                Тургенев
                Прибыли, сынок!
Вот и вернулся ты домой…
                Никита
                Не уберёг!
          (Валится на колени.)
Прости, прости!
                (Рыдает.)
                Осипова
                Утешит нас молитва.
                Тургенев
(поправляя на покойнике одежду)
Как проносили гроб на катафалк,
К реликвиям явили дамы рвенье:
Набросились, вакханки, на Орфея
И разодрали на покойном фрак.
(Склоняется перед телом поэта)
Поклон тебе и упованья наши
За дружбу, за любовь, за чудный стих…
                (Целует в лоб.)
                Жандарм
        (выходя из-за колонны)
Изъявлено приказом высочайшим,
Чтоб почестей поэту никаких!
                Осипова
          (читает по тетради)
Погиб Поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа Поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
                Жандарм
(вырывает из рук Осиповой тетрадь,
 швыряет на пол и топчет)
Мятежники… Крамола! Где войска?
В ружьё, казарма!.. Вешать на кронверке!

                Жандарм начинает биться в конвульсиях.
                Осипова подходит к мужикам, чтобы расплатиться.

                2-ой мужик
     (отстраняя руку с купюрой)
Не обижайте… Разве ж мы за деньги?
           (Проходит ко гробу.)
Вернулся, родненький…
       (Целует покойника в лоб.)
1-ый мужик (снимая шапку)
                Дождались голубка.
                Лермонтов
                (выходя из глубины сцены)               
Его убийца хладнокровно
Навёл удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьётся ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?.. издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

Чтение прерывает громкая барабанная дробь. Император, сойдя с иконостаса,
срывает с Лермонтова погоны, а жандарм надевает на поэта наручники. Гаснет свет.
Затихает барабан. Из темноты выхватывается силуэт Лермонтова, уже в бурке,
                уже на фоне кавказских гор. Чтение продолжается.

Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
___Есть грозный суд: он ждёт;
___Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперёд.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
___Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей чёрной кровью
___Поэта праведную кровь!

                Нарастающий грохот барабанов. Лермонтов широким взмахом сбрасывает
                бурку и, сделав несколько шагов, начинает поднимать пистолет.
                Барабанная дробь обрывается. Выстрел. Поэт падает.
                Занавес.


Рецензии
Прекрасная разработка идей!
Большая доступность и понятность
Душевные стихи... не оставляют равнодушным

Иванников Данил   25.04.2023 14:23     Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.