Следы на песке

I. УЛЫБКА   БОГОМАТЕРИ

Ближе  к  новому  лету,  устав разбираться
В  сефиротах и чакрах,  я вновь убегу
В город   Вятку,  к   священнику-старообрядцу,
От суккубов,  от  Города  бесов,  в  тайгу.

Там  мы   к  Небу  волшебный   нащупаем подступ
И  к  явившейся  Деве  Марии  прильнем,
Чтоб  услышать  Машиаха  легкую  поступь -
В  небесах   или  в  собственном  сердце  своем.

На  окраине  города,  там,  где  веселый
Пчел  разводит  шутник,  старовер  и монах,
Нам  в  молитвах  навеют  весенние   пчелы
О  последних  приблизившихся  временах.

И   тогда  в  тишине,  Богоматерь  Мария,
Я  отдам  Тебе  глупое  сердце,  а  Ты
Дай  нам  Ангела-спутника  в  планы  иные,
Улыбнись  на  угрюмые  наши  кресты.

Ах,  Мария,  теперь-то  я  знаю,  как  трудно
Продираться  сквозь  пошлые  эти  клише,
Через  тусклые  три  ипостаси  Гагтунгра  -
К  незабвенной  и  помнящей  Бога  душе.

Мы  приходим  к  Тебе  с  головою  повинной,
Сорок девять приносим тяжелых шаров
И, как дети, бормочем: "Мария, помилуй!" -
Чтобы вновь с этим скарбом вернуться в Энроф.

Впавший в прелесть священник и я - вор в законе,
Богу свечки и дьяволу две кочерги,-
Нам брести по мытарствам, как сталкерам в Зоне,
На улыбку Твою - улыбнись, помоги!

На окраине города Вятки, на фоне
Слабых северных звезд и у края тайги
Я хочу, чтоб Ты стала еще приземленней,
Эти вечные расколдовала круги.

Я сплету Тебе нимб из веселых понятий,-
Улыбнись же Христу, не печалься за нас,
Золотая улыбка Твоя, Богоматерь,
Да святится - и ныне, и в смертный наш час!


II. СОНЕТ.

Блаженны нищие, чьи мерзости покрыты
И прощены грехи, - так говорит Псалтирь.
Но снова Блудный Сын отправлен мыть сортир
И жрать со свиньями из одного корыта!

Блажен, кто не прочтет вовек "Бхагавадгиты",
Кого не устрашал полуденный Сатир, -
Со страхом Божиим он лобызал потир
И не вмещал Творца в фатальные орбиты!

Но как дерзнуть сказать из гнусной пустоты
Тому, в Чьей власти все (и звезды, и квазары),
Старославянское, простое слово: "Ты..." -

Когда в который раз - за все Его кресты -
Внезапно убежишь, как дезертир в кусты
И, как Адам в саду, вновь убоишься к а р ы?



III. (САТПРЕМУ.)

"Они бродят и бродят вокруг, калечась и спотыкаясь -
как  слепые, ведомые слепцом".   

(Мундака-Упанишада.)

Принцип гомеопатии - тот, что Творцом
Внутрь творения неумолимо заложен,
Как и принцип любви, заключается в том,
Что конец наших истинных дружб невозможен,

Что подобья с подобьями встретятся вновь,
Кто в Аду, кто в Раю (или это условность -
И для Ада нет муки страшней, чем любовь?), -
И куда бы, к каким бы мирам ни несло нас -

Что же, брат мой Сатпрем, я по кругу ведом,
Как слепой со слепыми бреду, спотыкаясь...
Но войду в Нотр-Дам и за всех разрыдаюсь
Перед Той, чья Любовь - наш единственный дом.


(Примечание автора: "сатпрем" на санскрите означает
"истинная любовь"; это имя получил некий француз от Мирры Ришар,
сподвижницы Шри Ауробиндо. Цитата в эпиграфе взята из книги
Сатпрема "Путешествие сознания".)


IV. МАГ.

"Тогда Ирод, тайно призвав волхвов выведал от них
время появления звезды".

(Мф. 2:7)

"Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря".

(Ин. 11:5)

Здравствуй, пора тополиного пуха!
Солнце на Троицу - все прощено, -
Клерк заполняет страницы гроссбуха
Новой поэмой и смотрит в окно.

Мага, забредшего в храм на венчанье,
Луч зачарует, пройдя сквозь витраж,
Время замрет, и Господь до скончанья
Века простит ему звездную блажь.

Выстроил  башню и до неба лазал
Маг Бальтазар - и слыхал голоса:
"Радуйтесь, Марфа, Мария и Лазарь,
Не забывайте о нас, Небеса!"

И на старуху бывает проруха:
Просто он детскую сказку забыл, -
Светлый сугроб тополиного пуха
Свитки иранские тихо укрыл...

22.6.94.
(Память Марфы и Марии.)


V. НАГВАЛЬ.

"Сила, правящая судьбой всех живых существ, называется Орлом".

(К.Кастанеда)

"И крестившись Иисус тотчас вышел из воды (...)
и увидел Иоанн Духа Божия, который сходил, как голубь,
и ниспускался на Него".

Матф. 3:16)

Ты уже не поможешь мне, Крийя;
В том нагвале, куда я забрёл,
Распростёр свои наглые крылья
Кастанедовский мрачный Орёл.
               
Краснокожего мага лачуга
Там зияла, как вход в чаппараль.
Скорпионом ползла калиюга,
В никуда уводила спираль.

Я кафизму твердил за кафизмой,
Бился с бесом один на один,
Голодал - и над злой и капризной
Лунной силой я был господин.

И глядел, как, плодя адюльтеры,
Там Фокерма кровь жертв своих пьёт,
Как подходит к концу рыбья эра,
Как бомжи пожирают пейотль.

Но опять в Океанскую воду
Ты войдёшь, и как знать - для чего
Белый голубь, как символ Свободы,
На печальное сядет чело...

(Примеч. Крийя - вид йоги, преодоление "биологич. рабства";
нагваль - термин кастанедовской магии, это не мiр, не Бог,
нечто невыразимое и страшное; Скорпион - знак Зодиака и
астральный символ разрушения или трансформации; кали-юга
- четвёртая из 4 "юг" (эпох), мы приближаемся к её концу.
Эра Рыб - наше двухтысячелетие. Кафизма - часть
православной псалтири. Фокерма - персонаж "Розы мира"
 Д.Андреева, вторая ипостась  злого духа,  ведает  сексуальным
развратом. Пейотль - наркотический гриб, средство заглянуть
в нагваль.)


VI. ФАНТАЗИИ.

1.

По сторонам шоссе - высокие леса.
Бодлер боялся их и сравнивал с собором,-
Их ветер вынудил к серьёзным разговорам,
А я, пуская дым, кручу два колеса.

О чём-то сосны философствуют в бору,
Глухой хард-рок машин их спор сопровождает,
И с точки зренья мха деревья осуждают
Абсурдных облаков закатную игру.

А в доме, полном книг и музыки, "Пьета",
Недоумённая, соседствует с Ван-Гогом;
Быть может, в старости я заведу кота:
Он будет рыбу есть, а я - смиряться с Богом...

2.

Быть может, мне тогда приснится дом, в котором
Апостол Иоанн живёт с туманным взором,
Где молча варит суп хозяйка Мириам,
Куда и я вхожу, как Блудный Сын во храм.

Я опоздал - уже здесь нету Иисуса,
Он здесь инкогнито, в прозрачной ткани дня,-
За деревянный стол, словно в гостях, сажусь я.
Апостол водку пьёт и смотрит на меня.

Ну а когда Она напротив нас садится
И всё молчит, молчит - не плача, не смеясь,-
Я вспоминаю вдруг, что предо мной - Царица,
К которой наяву вся жизнь моя неслась.

3.

Но тут из сна, как кит, я выброшен на сушу;
"Не уходи..." - твержу на хрупком рубеже...
И материнский взгляд в оправе Фаберже,
Как неустанный луч, пронизывает душу.

94


VII. ГОРОД.

Пока я обдумывал тёмные, злые заботы
Прохожих красавиц, вонзавших в мой слух каблуки,
Их сумрачных взоров  змеиные водовороты
От жизни моей оставались, как смерть, далеки.

Я думал о том, что посмертье, как мощная линза,
Мой стыд увеличит и в фокусе выжжет дотла.
Что с куклами-барби повенчаны роботы-ниндзя,
И прав ли я был, что причина Творенья - светла?

Бывают паденья похлеще и горы покруче -
И все это было уже, и пора повзрослеть...
Но, Боже, зачем каблуки их так злобно-певучи
И ловят сердца, будто камни в железную сеть!



III. ПЕРЕПУТЬЕ.
               
"Всяк дом  мне - чужд,
Всяк храм мне - пуст..."

М.Цветаева.


Тот дом, что стал мне чужд, и храм, что стал мне пуст,
Навек я виноват пред вами: ведь Изида
И Розенблют - одно, и все ж, из скверных уст
Воздавши вам хвалу, я навсегда изыду

В тот мир-аквариум, где зеркала и тишь,
Где ящик голубой с безумными волхвами,
И странный ритуал - надеюсь, Ты простишь -
Молитву смутную в аквариуме-храме!

Еще не слышен залп Гагтунгровых баллист,
Еще грядет июль - метеорит на взлете,
Но - черная кипа, и бледный каббалист
Исследует дела многострадальной плоти.

Пока еще Гермес резвится в Близнецах
И светлая Лулу скучает в Водолее
Кажденьем сигарет я праздную Пэсах
И крестным знаменьем лечусь, когда болею.

Как веет ветер за окном, как взор Христов
Неумолим, - и вот, в опроверженье маю,
Он с грустью смотрит, как, из двух чужих крестов
Ни одного поднять не в силах, я блуждаю.



IX. ДЭ   ПРОФУНДИС   КЛАМАВИ.

Изучаю иврит  -  параллельно по звездам слежу за Судьбою  -
И в глухом лабиринте пытаюсь найти Ариаднину нить.
Пью и пью черный кофе, курю сигареты одну за другою.
А святой Серафим, затворясь ото всех, ел одну только сныть.

Постепенно вникая в тот крест, что крещеньем мне тайно обещан,
Брел вчера я по городу, встречные клены шептали: "Шалом!"
Я глядел с вожделеньем на всех проходивших по улицам женщин,
Параллельно твердя про себя покаянный библейский псалом.

А в районе Тельца, за Таганкой, в том доме, откуда я изгнан,
Начитавшись Бодлера, на ужин еду приготовит жена
И, пока телевизор, в окне отражаясь, грешит оккультизмом,
Перемоет посуду и снова заплачет, в меня влюблена.

Я забыл навсегда православную ревность убогого мавра, -
В лабиринтах мытарств твое имя опять повторяют ларьки.
Погружаюсь в себя и томлю, и томлю, и томлю Минотавра.
И один за другим постепенно уходят с земли старики.

Я уеду к друзьям, и завязнет опять электричка под Икшей.
С сигаретой и книгою выйду я в тамбур - и вспомню опять,
Как грустит Ариадна, спеша, что ни ночь, на взысканье погибших,
И стучится в их сны, а они ничего не умеют понять.

Вот и кончился май, посвященный Тебе, как и этот анапест.
Если хочешь, избавь нас от блудных скитаний по мертвым мирам,
Передай Вседержителю в дар от волхва запоздалый акафист
И прости и спаси, если хочешь, прости и спаси, Мириам!



X. КОГДА-НИБУДЬ.

С точки зрения Ангелов - тех, что поют
Литургию и не прерывают полета.
Я слепой скоморох, графоман, лилипут.
Им от шуток моих сводит скулы зевота.

С точки зрения той новизны, что творят
Разноцветно-горящие  Ангелы Божьи.
Я гнилой консерватор, певец Бездорожья,-
Не такому Архангелы тропы торят.

И - поскольку когда-нибудь Бог подберет -
Мою злую, больную и гневную душу,-
С точки зрения Ангелов милых, я струшу,
Ибо Ангелы знают меня наперед.

О, когда они в руки Христу принесут
Это сердце безумное и плотяное, --
Что скажу я Святым. совершающим Суд,
С точки зрения б е с а, что ходит за мною!



XI. БОГ.

Я загонял в Канон себя, как в кокон.
Славянской мантрой ауру латал.
Срасталась сеть светящихся волокон,
А рядом Бог невидимо стоял.

Какие страхи смертные велели
Твердить молитвы - да свели с пути:
Господь стоял на смежной параллели.
Но я, молясь, не мог Его найти!

Он мне прощал надменные Сатори
И озаренья мнимые мои.
Пока в Его искрящемся просторе
Веселых птиц я слушал ектеньи.

Но как забыть про эту Чашу Гнева,
Про этот неминуемый Исход -
Когда с евхаристического Древа
Слетит Облатка в мой безумный рот?

Стихи Бодлера и офорты Гойи
Прими на Свой небесный аналой.
Как спелый плод их честной Метанойи,
Как повод к Милости очередной...


XII. НЕВИДИМАЯ БРАНЬ.
               
"Держи ум свой во аде и не отчаивайся".

Христос - св. Силуану.


Когда бы знал Искариот.
Что не нужны петля и мыло
Тому, кто сам себе могила
И воскрешения не ждет.

Пускай всевластна Божья длань,
Но объясни, мой Ангел милый, -
Зачем с превосходящей силой
День ото дня веду я брань?

Страшна не смерть - когда уйду
С земли и Бога повстречаю -
Вдруг скажет: "Я тебя не знаю.
Ищи богов своих в Аду..."

Хранить меня от темных сил,
О Ангел мой, от их соблазнов.
От помыслов разнообразных, -
Напрасно ль я тебя просил?

Бывает, человек - как черт.
Бывает - хуже. Все бывает.
Живого Бога распинает
Тот, кто в действительности мёртв.

Что безответней, что страшней
Любви Творца к своим твореньям -
Как выразить стихотвореньем
Невыразимый смысл вещей?


XIII.

Памяти мон. Серафима Роуза ( в миру Юджина)

Схимник Юджин фантазировал.
Бледный Конь ему позировал.
Грыз, оскалясь, удила...
Что за вера мир вела?

В час, когда с горами синими
Распрощаемся и сгинем мы.
В предназначенный нам час -
Кто в молитве вспомнит нас?

Даже если нимб вы носите.
Юджин, даже если спросите -
Что там, в  Пакибытии,
Я отвечу Судии? -

Юджин, Юджин, я скажу Ему
О Любви неописуемой,
Что, как смерть, сильна была
И к Нему меня вела.



XIV. МЕССА.

Не монах я, не князь благоверный.
Не повенчанный с девой супруг, -
Просто раб Твой, усталый и нервный,
Из Твоих ускользающий рук.

Как-нибудь в одиноком Костеле
Станет память светла и свежа,
Снова Чаша сверкнет на Престоле,
Улыбнется Твой Лик с витража.

Будут свечи сиять. Кармелитки
Белый ландыш Тебе принесут.
Вновь Твои добровольные пытки
Злую чью-нибудь душу спасут.

Осеню себя знаменьем, выйду
В нескончаемый летний закат:
Клены шепчут, смеясь, панихиду.
Вязы томный акафист твердят.

Оглашенная кошка, мурлыча,
Вносит лепту в зеленый псалом.
Символичен закат, словно притча
О пришествии странном Твоём.

Я-то думал, метался века я
И простого понять я не мог.
И бреду по Москве и вникаю
Я в оранжевый этот намек.

Не монах я. не муж и не рыцарь.
Не искал я блаженный Грааль.
Мне во сне только темная снится
Уводящая в ад магистраль, -

Но молю Тебя - снова, как крылья,
Лучезарные руки раскинь.
Чтоб, как тень Твоя, в небе парил я,
Вслед Тебе над житьем городским.

Улыбаются теплые лики
На иконах, в ином бытии.
И летят, как воскресшие Ники,
Над Вселенной Распятья Твои!



XV. АКАФИСТ ПАДРЕ АЛЕКСАНДРУ МЕНЮ В ДЕНЬ СЕРДЦА МАРИИ


1.    (К Иисусу.)

При Луне в Водолее и Солнце в Весах,
В незапамятный день Твоего возвращенья,
В Йом-Киппур, когда время замрет на часах.
Преисполни меня триумфального пенья -

Ради всех за Тебя убиенных предтеч,
Иисус, в день скорбящего Сердца Марии
Все прости мне - и эту безумную речь, -
И вплети этот голос в Твою Литургию!

2.

Ты, Чье Сердце и Крест я ношу на груди,
Я прошу Тебя - в память о доблестном Овне -
К той стоящей в лесу одинокой часовне
Со свечой и цветами меня приведи.

И - покуда сверкают в глазах топоры
И глумится в творениях змий этот древний -
Возложу у Креста золотые шары
И цветы полевые из Новой Деревни.

3.  (К Падре.)

В алтаре в шкуру Льва облачась, ты в конце
Этой рыбьей эпохи стал овном закланным,
Чтоб ее, словно кожу вождя Тэкумсе,
Натянули фельдфебели на барабаны.

Но - пока лжехристы устрашают блудниц
И покуда к Финалу ведут кинокадры -
В непрестанном веселье молись о нас, Падре,
Ради бледных рабов Фиатирских темниц.

4.

Как бы здесь ни свирепствовал мудрый О"Брайен
В хитрой комнате с номером злым "101",
Как бы ты тамплиерами ни был облаян, -
Веселись со святыми, Христов паладин.

Может быть, я сердца палачей умягчу
Этим актом любви, безответной и жалкой,
Когда щелкну в часовне своей зажигалкой
И за всех Водолеев поставлю свечу.

5.  (К Иисусу.)

И - пока не окончилось время казарм
И блюдут правоту племена рясофоров -
Сохрани нас, Спаситель, как верный плацдарм,
Как фундамент для светлых грядущих соборов.

Чтоб ни капли не кануло в гулкий шеол,
Где к причастьям гавваха кромешная давка,-
Преврати эту стигму в сплошной Ореол,
Посрами безупречный удар томагавка!



6.

Чтобы пьяная мафия впала в печаль
И блудницы расплакались в окнах мотелей -
В знак победы Твоей возложу на скрижаль
Непорочного Сердца букет Иммортелей.

Сделай так, чтоб реальная сила просфор
В сердце билась и белою чайкой летела
Сквозь бескрайний, незримо-слепящий простор
Твоего, Иисус, лучезарного Тела!

94


XVI.

Посмотри: все слегка скособочено -
Наши жесты, фигуры и взгляды,
И душа, что навек озабочена
Неизбывною участью Ада...

Как бы в Рай ни старалась увлечь она
Всех забытых из тьмы преисподней -
Происходит лишь  то, что намечено
Фантастической мыслью Господней.

Происходит лишь то, что намечено.
Все прозрачней судьба, все реальней...
И окно, как в тюрьме, зарешечено
В католической исповедальне.


XVII.СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ.

Однажды мне приснилась жизнь моя,
Как долгий путь по берегу вдоль моря...
Незримо рядом был Господь; и я,
Когда настало время, скорбь и горе

Всех лет земных увидел  с высоты;
И на песке - следы, как будто двое
Все шли и шли, до радужной черты,
Где Сам Господь явился предо мною.

И вот мелькнули времена, когда
Едва я мог идти, а на прибрежном
Песке виднелись только два следа,
Как если б шел один. С упреком нежным

Я говорю: "Мой Боже, как же так?
Когда я бросил все, чтоб за Тобою
Последовать, Ты дал мне этот знак
И обещал спасти во время злое;

Но не спасал, выходит по следам?"
- "Дитя, - сказал Господь с упреком нежным, -
Ты был так слаб, что нес тебя Я Сам -
МОИ следы на том песке прибрежном..."

(По мотивам немецкого стихотворения)
95-96.

XVIII.    

Понемногу, как черные птицы клюют
На снегу раскрошившийся сыр,
Так и я совершаю медлительный труд,
Изучаю томительный мир.

За страницей страницу и стих за стихом,
Кадр за кадром, к последнему дню
В полусне я Тобой неприметно влеком
И Тебя, о Господь, не виню.

Ну, а если влеком не Тобой, то пойму,
Может быть, будет час, может быть,
В сиротливом миру, в одиноком дыму -
Чьею силой я мог бы любить?

97