Конец февраля

Вздулся лёд на реке, на руке вздулись вены.
Мысль в усталом виске: не к добру перемены.
Поднимаешь глаза над слоёным туманом -
храм горит в темноте, как разверстая рана.
Этот город жесток и прекрасен. Прекрасен до боли.
По пустой мостовой, поседевшей от въевшейся соли,
каждый шаг как наждак, и трудней с каждым выдохом-вдохом.
Ни к чему выяснять, почему всё так плохо, так плохо.
Почему так душа тяжела, и просвета не видно.
Там такое творится внутри, что снаружи ни больно, ни стыдно.
Подневольно бредёшь по раскисшим сугробам
за грядущей весной, как за собственным гробом.
В на дрожащее голое тело напяленной пачке-шопенке,
босиком по шуге, шатаясь от стенки до стенки.
И никто не обнимет. И даже менты не повяжут.
Через смёрзшийся грязный песок канонерского пляжа
переходишь во тьме на треснувший панцирь залива.
Оглушительно тихо. Темно. И печально красиво.
Раня ступни босые об лёд, как о нож гильотины,
зная всё наперёд, но вперёд. Пока не расступятся льдины.