Просвет лица на стёклах чёрных

*  *  *

Земля — как волосы твои:
черным-черна, белым-бела,
она ещё вся о любви,
честным-честна, спелым-спела,
она не прячет детский взгляд,
не пьёт укромного вина,
не разбивает лёд и лад
грустным-грустна, одним-одна,
в её зрачках блестит вода,
во рту её — и плоть, и кость,
она из прошлого — сюда,
из неувиденного сквозь


*  *  *

- дай воды, — просит он, - дай воды!
а в глазах у него — птичьи следы,
на бегу следы, на снегу,
на лугу, прилипнувшем к языку.
- а вода устала, один песок, —
отвечает ласковый голосок.
он опять за старое: - дай воды!
а в глазах растерянность и тоска
прячутся под крылышком золотым,
и тогда он просит сам: - дай песка.


*  *  *

                Ю. Казарину

Мой снег — во мне, я им одену
лесистый холм, дорогу, стену
и крышу с красною трубой,
и тот колодец, что в потёмках
несёт ведро чудно́ и звонко,
как сумасшедший и святой;
оконный сад, скворешни, поле
(бурьян в неправильном глаголе
ко взгляду воздуха примёрз),
просвет лица на стёклах чёрных
и бездну, полную подзорных,
в него уставившихся, звёзд.