местечковая барышня

          Этот сказочный мирок —  мил и кроток.
          Как изысканный мысок — подбородок.
          Подопрёт  его и тонет  в закате,
          Словно скрипка от Николо  Амати.


_
Ночь переплавится в рассвет —
блистательно.
Вопрос в немедленный ответ —
необязательно.

Сребрея ложечкой, в окне
Подвешенной,
Он станет чувственность во мне
Помешивать.

Он знает —  язычкова  я,
И  клавишна.
Я — струнно-местечковая
Барышня.


_
Время  течёт  маслинно
по губам,
междустрочиям,
вотчинам.
Поцелуй меня,
я — мина
замедленная,
сочная.
Я — коза,
твоя исключительно,
с колокольчиком и со скрипочкой.
Зла любовь
и умопомрачительна —
шар воздушный на лунной ниточке.


_
В сером — скука.

В чёрном — сука.

В алом — страсть.

В пурпурном — власть.

А эта маска курицы —
для дома и для улицы.

А в этой маске львицы —
в столицы.

А в маске гуттаперчевой,
с улыбкою доверчивой —
и гибкою, и липкою,
и медоносной липкою,
и падкою, и сладкою,
и ласковой удавкою.

_
Я так за тебя ухватилась —
Ненароком могу придушить.
Аппетит потерян — сдалась на милость.
Любимое платье — ушить?..

Цвета волны морской,
Свободный крой.
Шифон старомоден, но —
Это было недавно. Это было давно.

"Прекраснейшее сокрушение о моих/твоих грехах".
Ох... Ах! И ещё раз: Ах!

Бойся рыжих!

Ветреница... Ветреница.
Четыре лица.
Дитя ветра не ведающее стыда.
Анемона
Лоно
Акколада
Ланселот
Рот в рот
Колыхание стоп
Кадр, стоп!

"Заплатила дань земному и затихла светлая вода"


_
Быть выше. Быть тоньше.
Вещицей  слоновой  кости —
Священной фигуркой,
                опиумной трубкой.
Других,  много дольше,
в твоей обретаться горсти
игральною  фишкой,
                домашней голубкой.


Из белого снега,
из белого пуха  плести
корзину с дарами,
                кармический  парус.

И лаской,  и негой
обкатывать боль.  Растить
на клумбах цветы,
                в постели упругий фаллос.


_
То дождишь, то горишь ты.
Что по поводу — Ницше?!
Что на тему у Сартра?!
Завтра

я займусь тобой лично —
самосудом по Линчу,
беспощадно и страстно.
Ясно?!

Солнцу только вставать — я
приговоры, заклятья
прочитаю на ушко.
Мушка —

я, с абсентом в желудке,
ветром в черепе, грудкой
подростковой,  изнанка
танка.


_
"The darkest hour is just before the dawn"

Перед рассветом ныряешь в проём гиацинтовый,
Шелковичную устрицу медленных снов.
Черпаешь чёрно-лиловое звёздными пинтами.
На засов —

Светлое всё. Принимая на грудь только тёмное,
Как шоколад, нет, скорее — гематоген.
По горизонту течёт ядовитая донная
Кровь мурен.


Перед рассветом всё — манкое, огнеопасное.
Вайдовый луг... Колокольчикам счёта нет.
Мило кивают головками: "Мы согласные
на минет!"

Вот тебе лунная пуговка, вот булавочка
Губ моих, не отыщешь пурпурнее.
Я, лишь твоя, пилотируемая бабочка —
Сатурния.



_
Поправляю волосы.
Лопочу вполголоса:
"Ни-мо-ни-ка-бел-луч-чи-я,
Ни-ле-ноч-ка-ле-ту-ча-я.
И-вуш-ка-пла-ку-ча-я —
Я.  Те-бя из-му-чи-ла.

Застегнёшь мне лифчик, а?!"
Припудривая личик[а],
Уронила зеркальце  —
Не разбилось, вертится.
В зеркале, как в лужице,
Отраженья кружатся —
ятыятыятыя —
Замкнутая линия.

Поправляю юбочку,
Напевая «Любочку»:
"Liebe-liebe
Amore-amore
Либо-либо
Любовь".

_
Я не ведаю, что творю.
Говорю, говорю, говорю...
Исполняют слова матчи'ш.
Ты молчишь.

Я не ведаю... Я творю.
Я во взгляде тебе дарю
маслянисто-серый гашиш.
Ты молчишь.

Я не ведаю... Я крою
золотой убор — на зарю,
антрацитовый — на закат.
Ты не рад?

Я не ведаю... Я плету
сети радужные в пруду.

Но и ночью и днём Луна
в них одна.


_
Она твоя ключница.  Я-то знаю,
какая она бывает злая,
как она когти вдруг выпускает.
А в венах её — ядовито-густая
Камедь.

Она запирает за дверцей дверцу.
Она посыпает дорожки перцем.
А ключик диковинный к твоему сердцу,
она отдала одному умельцу —
Расплавить.