29. Болезненный для всей России шаг

        Фрагмент романа «Вдова»
           (предыдущая глава из романа «Вдова»
              http://stihi.ru/2024/05/13/5443
                «28. Мысль одна: теперь Россия спасена»)

«К Российскому Двору нет больше плюса
В доверии моём. Льстить недосуг.
Мария Феодоровна, – запнулся
В своём произношении на слух
Смешливо Бонапарт, – одна спесиво
Со мною обошлась и агрессивно
Моё отвергла к дочке сватовство.
К чему, мол, ей столь низкое родство
С каким-то корсиканским диким родом!
Ей, немке родовитой, всё претит,
С чего нажил я к власти аппетит.
Но Прошлому теперь сей казус продан,
Историю нельзя подвинуть вспять,
Хотя не прочь я с Катей переспать...

Я думал, что почти уже взял замуж
Сестру царя. Брак виделся шарман».
«Накоплено достаточно ли    зла    меж
Царём и вами»? – слово взял Арман,
но это дозволялось Коленкуру
теперь нечасто, ибо режиссуру
игры посольской, что ни говори,
в Санкт-Петербурге герцог провалил.
«По чьей вине в России я   кровав   стал?!
Для вдовствующих всех императриц
Устраивал бы я турниры-блиц
С их демоном интриги и коварства! –
Воскликнул раздражённо Бонапарт. –
Её сынку я, видишь ли, не брат!

От чопорной вдовы-императрицы
Вовек мне оскорбленья не снести.
Мать чтящий, Александр своей сестрицы
Отдать мне не посмел, мол, не в чести
Принцессе русской быть за корсиканским
Чудовищем в союзе. По указкам
Своей мамаши царь мне отказал.
Вот   так,   друг Коленкур мой! Я как знал,
Что в Индию совместный марш с Россией
Опять не состоится по вине
Российской стороны! Я зол, верней,
Я вправе у царя сам вырвать силой
Согласье на мир с нами без препон»! –
Быть откровенным мог Наполеон…

Год Бонапарт готовился к походу
На Александра, чтобы подавить
Его дух силой. В армию, в угоду
Несметному числу, легко ли влить
Все сразу европейские народы?!
Герои и моральные уроды –
Все в плоть Великой Армии вошли.
Удавы в блеске яркой чешуи
Ползли неотвратимо по дорогам
Европы и России: мощь колонн
Пехоты, кавалерии урон
Несла селеньям, девкам-недотрогам,
Всему живому на своём пути.
На карте это стрелы, круг, пунктир…

Поскольку Бонапарту прекословить
Германцам грех, у них иным стал вкус.
Пруссаки с австрияками   ещё   ведь
Совсем недавно славили союз
Военный свой с Россией продуктивно.
И вот они же зверски и активно
В походе стали русских подавлять –
Пример французам жуткий подавать.
Убийствами союзников вчерашних
Европа так расстроила царя,
Что Александру с ночи до утра
Хотелось актов мести вовсе страшных.
Измена европейских шлюх-проныр
Подтачивала веру в светлый мир...
            .            .            .
Российский дух с одной большой «пекарней»
Был связан, что в год тяжкий и спасло…
Неслаженным был путь российских армий:
Командующим их дал, как назло,
Бог две по темпераменту натуры.
Два антипода, и никто не дурень,
Но разница во взглядах на войну
На каждого взаимную вину
Накладывала в горьких отступленьях.
С отходом в глубь страны довлел позор.
Барклай с Багратионом – в буре ссор.
Наскоки друг на друга – воздух в перьях
От славных генералов – вряд ли дух
Подняли в войске. Вождь ведь не петух…

«К царю идёшь, как трус! К соседу – борзый!
Тебе на русских – тьфу, ведь ты учён!
Ты – немец и тебе при всей угрозе
Нашествия на нас всё ни по чём!
Войну ты видишь, но в штабном масштабе»! –
Князь Пётр Багратион ярился в штабе
Военного министра, и Барклай
Вскипел: «Ты на цыганский табор лай,
А тут – очаг стратегии военной»!
«Ты   русских    бы толково опросил»!
«Дурак! А сам с чего вообразил,
Что    русский    ты, когда слюною пенной
Кавказский темперамент свой возвёл
В ранг диспута военного, осёл»!

Военному министру в жар эмоций
Срываться не по чину, ведь Барклай –
Не князь Багратион. Но ярых порций
Нападок от соперника, как край,
Уместно не стерпеть и жаждать драки.
Однажды в штабе, за единство в страхе,
Соперников разнять Ермолов смог,
Мечтая взять министра под замок.
Барклай был доведён до исступленья,
Но армию всё дальше отводил,
Свой бывший оставляя снова тыл.
Неделями такого отступленья
Он в письмах успокаивал царя,
Что взял сию стратегию не зря.

Барклай внушал царю, мол, потерпите
Отход наш до морозов в ноябре.
Победных донесений потребитель,
Тщеславный Александр не добрел
От сумрачных реляций, но смиренно
Мечтал, чтобы опасная арена
Войны не докатилась до Москвы,
Мол, слишком не крутите    глобус    вы,
Для бегства отводя меридианы…
Царю намёк дан: жди и не пыхти.
Дела у отступавших не ахти.
Царь, мысленно объяв размер деяний
Военного министра, слушать стал
Общественное мнение. С хвоста,

Видать, придётся сбрасывать Барклая.
Для всех непопулярен стал Барклай
Настолько, что, в терпенье не играя,
Его на роль вторую обрекла
Общественность, кипя негодованьем,
Когда до всех (с условным отставаньем)
Скандальные суждения дошли.
Казалось бы, до ярости не зли
Российское дворянство априори
Циничным равнодушием к Москве:
Она в стране    одна    всё ж, а не две!
Шотландец-немец сам себе на горе
Своих далёких планов не скрывал
И сам к себе доверье подорвал…

Когда Смоленск явленьем стал печальным,
И явь Санкт-Петербург переварил,
Столичным комитетом чрезвычайным
(Пусть царь не рад был, что не говори),
Барклаю предложили выбор жёсткий,
Не гладя отстранённого по шёрстке.
Он станет при Кутузове вторым
Лицом, или по правилам игры
Умчит к Санкт-Петербургу, но министром.
Стерпев и не начав метать икры,
Барклай, увы, уже не царь горы,
Армейские дела сдал князю быстро,
А тот, главнокомандующим став,
Совпал с Барклаем в планах: сто из ста…

Российскому в Истории эстету
Москва как царский видится престол.
Барклай де Толли чужд был пиетету
К Москве: её сакральность – звук пустой.
Судьбу Москвы приписывать лишь деду
Кутузову, как пиррову победу,
готово большинство, но это вздор…
«Цвет армии, российский весь простор
Важнее сохранить, чем град московский», –
Так искренне озвучивал Барклай
Вопрос Москвы, и прозвище «Болтай»
В народе получил за этот скользкий,
Болезненный для всей России шаг.
Готов был Бонапарт и натощак

Сожрать Москву, но армию России
Загрызть всего главнее до Москвы.
Без этого враги и не просили
Отдать Москву вне боя. Жечь мосты
Не прочь был за собой Барклай любые!
Война в избытке крови, пота, пыли
В отходе до Смоленска от Литвы,
Как думалось Барклаю, вес Москвы
Свела до роли прочих поселений.
Себе главнокомандующий взял
За правило доказывать: возня
С Москвой для всех окажется проблемней,
Чем если бы пожертвовать Москвой…
За время отступленья сам не свой,

Барклай скрипел зубами удручённо
От ропота в свой адрес каждый раз.
Мол, немец педантичный и учёный,
Но патриоты… немцу не указ.
Мол, немец отступал лишь и не охал;
Ему Европа значимей намного,
Чем нам первопрестольная Москва!
Подобных обвинений прямо шквал
Барклай аж до сердечного урона
Был вынужден сносить своей спиной.
В упор же все нападки до одной
Терпел в упор он от Багратиона.
Грузино-русский князь был в гневе рьян,
А в сути обвинения упрям...
            *            *            *
Насколько в отступлении упруга
Росармия, бросая рубежи?
Кутузов мчаться из Санкт-Петербурга
К войскам своим нисколько не спешил:
Пока всё соответствовало плану…
Французу или польскому зло-пану
И прочим европейцам не понять,
Что «скифы» повернуть всё могут вспять?!
Князь царским удручён был наставленьем:
Сраженье генеральное пора
Противнику дать, чтобы на ура,
Уж если не поставить на колени,
То гнать его обратно до границ.
Но лучше опрокинуть сразу ниц…

        (продолжение в http://stihi.ru/2024/05/22/2805)